Вы здесь
Система так увлеклась репрессиями, что не заметила перегрева
Повышая градус насилия и абсурда, система подошла к высшей точке. Эта аналогия уместнее дна, поскольку глубина падения подразумевает некоторую конечность процесса. То ли дело высота. Новое руководство силового блока обеспечило принципиально новый уровень давления: зачистки по квартирам, выход (вход) из дома по паспортам, десятки людей, ночевавших в подвалах домов на «Площади перемен». Более тысячи задержанных (опять), сотни уголовных дел. Спецсредства в ассортименте. Операция по удержанию «любимой» продолжается уже сто дней, протесты не сдуваются, но и силовики не пасуют. Пасуют другие. Масштабы старательно раздуваемого конфликта пугают сторонников власти, которой нечем их держать, кроме страха.
«Я не хочу войны, я не хочу воевать, но я иначе не могу», — признается Лукашенко в интервью дружественным журналистам. «Мы их (протестующих) вычистим, мы их всех найдем, мы их всех знаем», — обещает он. «Они ж уже не ножи и заточки навострили против омоновцев, против внутренних войск, против армии, против военных, против должностных лиц, против госслужащих. Как они, они не предали Лукашенко, они остались с Лукашенко. Так я же их бросить не могу», — заверяет он.
Никаких особых претензий к госслужащим и должностным лицам народ, собственно, пока не предъявлял. Но активное и сознательное углубление пропасти между правильными и неправильными белорусами в сочетании с бесконечными избиениями, задержаниями, публичным пренебрежением и враньем («Он был пьяным, его повезли в отдел» — о Романе Бондаренко, который по меддокументам был трезвым) заставляет серьезно нервничать даже «не предавших» президента.
Там, за трещиной, превращающейся в пропасть, остаются родные и друзья, дети, соседи. Там — все более явно и громко — церковь. Там — врачи. Они, может, и «неблагонадежные», но лояльность действующей власти — последнее, на что мы смотрим, когда доверяем жизнь свою и близких этим людям. Людям, оказавшимся в Беларуси ХХI века в положении крайне странном.
Врач в Беларуси — человек особенный, с какой стороны ни посмотри. Поступая в вуз, блестящий абитуриент (проходной на лечфак — 368 баллов) разом превращается в забитое, всем обязанное создание, которое не может иметь мнение даже в свободное от работы время, которое должно работать там, куда пошлют за столько, за сколько скажут, и быть готовым сесть в тюрьму или получить дубинкой. Или и то, и другое.
«Они всех обязаны лечить!» — возмущаются адепты страны равных возможностей. Но человек думающий предпочтет, чтоб лечил его врач не «обязанный», а опытный, умный, без материальных и бытовых проблем если не сейчас, то в понятной для врача временной перспективе. Но можно верить, что если приковать доктора за ногу к батарее, он лечить будет вполне эффективно. А можно и вовсе требовать себе в доктора члена «Белой Руси» — чтоб надежнее вылечил.
А пока «не предавшим» и сочувствующим предлагается поверить в то, что в стране, где у нас «медицина, дай Бог, чтоб в каждом государстве была такая», только за один день справедливо и законно задержаны три онколога, кандидата наук из РНПЦ им. Александрова. Еще один кандидат наук из тех же Боровлян, где у каждого белоруса спасали, спасают или будут спасать кого-то из близких, уже мотает сутки. И без всякого политического подтекста лишним в РНПЦ «Мать и дитя» оказался еще один кандидат наук, известный детский реаниматолог Андрей Витушко, которого задерживали в августе. А за границу уезжают работать только враги, а не люди, желающие нормальной зарплаты за квалифицированный труд.
— Кто-нибудь умеет еще делать такие операции? — спрашивает судья на процессе, который уже разошелся на цитаты. Давайте в процессе над Дмитрием Строцевым спросим, умеет ли еще кто-то буквы в слова составлять, и чтобы в рифму. А в суде над музыкантами — есть ли еще кто в стране, кто ноты знает. В наличии? Ну так нечего стенать. Незаменимых, следовательно, нет. Оперируйтесь, и не дурите голову.
Вот как оценить уникальность детского реаниматолога? Как далекому от медицины человеку поверить, что именно здесь и именно эти люди сделают все возможное? Люди, которые одним неосторожным «ну а что вы хотели…» могут превратить жизнь семьи в ад на долгие дни, недели и месяцы. А могут — тем же словом в такой же ситуации дать надежду:
— Мы не можем обещать вам, что все будет хорошо, но гарантируем, что сделаем для этого все возможное. И вообще вам повезло!
— Эээ… Это ж реанимация — ничего себе повезло!
— Зато ваша врач — самая везучая у нас. Так что все будет хорошо.
И все действительно стало хорошо. А про «благонадежность» мы не спрашивали.
В итоге за сто дней протестов мы имеем множество фото- и видеосвидетельств издевательств и пыток тысяч людей. Есть видео гибели Александра Тарайковского, но нет виновных и нет уголовного дела (а вот за надписи на стене — пожалуйста). Есть трагическая гибель Романа Бондаренко, родным еще даже не отдали тело, а Лукашенко уже открестился, мол «власть не имеет к этому никакого отношения».
И давление на «непредавших» растет. Давит совесть. Давит логика. Давит окружение, понимание того, что президента я, возможно, и люблю, но родителей, жену или мужа, детей, братьев и сестер, друзей и оперировавшего папу доктора я точно люблю больше. В итоге одни чиновники уходят сами, других уходят. Но уходят, говорят, в основном с облегчением.
А кто остается? Две категории. Верные сейчас исполняют все прямые приказы Первого. Умные думают, как это все закончится и как спасать себя, семью, детей, имущество. И пока не от народного гнева, а от набирающей мощи машины, которая уже с трудом разбирает, где свои и где чужие. Система так увлеклась репрессиями, что не заметила перегрева. И готова проскочить точку, когда можно выключить двигатель и надеяться, что через какое-то время все снова заработает.