Виктор Шендерович: «Власть целенаправленно ведет страну к вооруженному восстанию»

Идет планомерный административный террор. Они ничего другого давно не делают, они пытаются нас запугать. Они демонстрируют, что никакие тысячи людей и даже сотни тысяч в масштабах страны, вышедшие на улицы, их не испугали. Что у них хватит ОМОНа нас всех задавить и судов нас всех осудить. Что они плевать хотели на общественное мнение. Что им не интересно, что мы о них думаем.

Два коротких сюжета этих дней – один известный про омоновца безымянного, который с ноги бил женщину в живот. А второй — вот сегодня Марина Литвинович написала, на Петровке поймали-таки юношу 2002 года рождения, который – внимание – страшный государственный преступник. Он бил ногами машину ФСБ. Он двое суток спал на стуле в Следственном комитете. Его не кормят, его не пускают в туалет. Его пытают. Двое суток. Это человек, избивший ногами машину ФСБ. Вот это государственный преступник. Он сидит на Петровке вместе с другими более известными узниками. Вот, собственно, все, что вы хотели знать о сегодняшней России, но боялись спросить. Кто у нас преступник, а кто нет. Значит нельзя бить машину ФСБ ногами. И можно бить, будучи омоновцем в полной экипировке, можно бить женщину в живот. Все, что вы хотели знать.

Я говорю про степень общественной опасности, которую мы можем сравнить по степени государственной реакции. Юноша, который бил ногами машину ФСБ – государственный тяжелый преступник. Его двое суток пытают на Петровке. Пытают. Ему не дают спать, его не кормят. Людей не выводят в туалеты и так далее. Люди ночуют без матрасов. На полу. Это преступники. Те, которые вышли на улицу.

Человек, который бил ногами женщину – он не преступник. Его не ловят. Вот все приоритеты. Мы стремительно идем в сторону Беларуси. Многие наработки Лукашенко уже в работе вовсю. Ну еще не насилуют и не избивают и не заставляют петь государственный гимн, как в Окрестине, но мы на пути к этому уже совершенно очевидно.

Тысячи задержанных. Пытки. Потому что пытка бессонницей и голодом это пытка, безусловно. И все это происходит в совершенно массовом порядке.

Приговор Навальному? Нет. Уже не это главная тема. Это было… конечно. Но главная тема заключается в том, что вот спустя полтора года после лета 19-го года снова в полный рост обычный полицейский террор. Прошу заметить, у нас нет государства, просто государства нет, потому что никаких примет права мы не наблюдаем. Это просто силовая полицейская зона. Худшие образцы.

К сожалению, мы не вышли, 200 тысяч нас не вышло и не будет выходить каждое воскресенье под 200 тысяч. К сожалению, пропорция уже общественного неприятия, которое есть в Беларуси, ее нет у нас, к сожалению. Мы не выучили уроки Беларуси. А власть-то выучила и поняла, что только сила. Только давить.

У них нет никакого тормоза, может быть, там раздавались какие-то голоса, мы помним, что три года назад обсуждалось, пускать ли Навального на выборы. Вот была тема. Башни Кремля — так ли с нами бороться или сяк ли. Посадить или обмануть. Затоптать или обмануть. Всё, эти разговоры закончены. Задавить. Принято решение задавить. Никаких голосов оттуда у нас, я слышал, есть какие-то либералы в Кремле. Такое словосочетание. Сислибы! (термин, придуманный Илларионовым, но так и не прижившийся - ЭР)

Ты слышала какие-нибудь от кого-нибудь слова изнутри систем, какой-нибудь там Греф, Кудрин, Чубайс, прости, господи. Кто-нибудь из тех, кого мы по инерции считали когда-то приличными людьми, интеллигентами, которые по крайней мере не приветствуют насилие, кто-нибудь что-нибудь сказал из них? Очень важный урок этих дней – надо к чертовой матери вычеркнуть их из списка приличных людей.

Мы не можем ничего сделать. Мы можем сделать только одно – мы можем сами себе отдать отчет в реальности и называть вещи своими именами. Очень важно сейчас отдать себе отчет и назвать вещи своими именами.

Власть захвачена, никаких примет государства от правового какого-то нет. И совершенно идет открытое циничное полицейское насилие.

Они ведь не предлагают нам поверить в правоту того, что они делают. Когда на Соболь надевают наручники за нарушение эпидемиологической обстановки, они же не предполагают, что россияне, кто-нибудь найдется дебил, который поверит, что в этом дело. Они же уже не пытаются нас обмануть. Они просто говорят: «Лежать!». Да, мы лжем. Вы ничего не сможете сделать, мы лжем и насилуем. И вы ничего не сможете сделать. Они демонстративно идут на беспредел. Очень важная демонстративность появилась в 19-м году, потом была пауза. Сейчас появилась снова уже с белорусским опытом.

Мы как минимум должны громко и ясно говорить. Не валять дурака с законностью их, не разговаривать на их языке. Мы должны назвать вещи своими именами. Нас захватили бандиты.

Я давно предлагаю перейти на нормальную терминологию. Ребята, нет никаких судов. Когда мы говорим о судах, о полиции, о парламенте еще вспомните. О Конституции. Этого ничего нет. Это все картонные декорации, которые протыкаются пальцами. И мы должны понимать, что мы захвачены бандитами. Исходя из этого, действовать или прятаться или уезжать, но исходя из этого. Не обманывая себя. Это очень важная штука. Все сворачивается прямо не по дням, а по часам.

Драматизм ситуации, прямой уже голый драматизм без всяких экивоков, башни Кремля какие-то, либерализация. Людей пытают. Вот сейчас мы с тобой разговариваем, — людей пытают. Тысячи людей находятся в заключении. Частично без адвокатов, им не дают спать, их не выводят в туалет. Это зафиксировано на суде. Как человека двое суток, Марию Эйсмонт. Не выводят в туалет. Сегодня Литвинович об этом же пишет. Не выводят в туалет, не кормят, не поят. Не дают матрасов даже на пол. Пытки. Это пытка.

Это ошибка!

Для начала могли бы не звать этого болтуна в эфир в Давос для того, чтобы поинтересоваться его видением мира. Блин! Вот его видение мира сейчас самое актуальное! Давосу сейчас очень актуально узнать видение его мира!

Это старая советская история. Которая показывает неэффективность такой тактики. Я не знаю, кто там советует на Западе. Но, в общем, довольно очевидна неэффективность. Представление, что можно нежностью взять и разговорами о правах человек. Они понимают язык силы. Я не имею в виду военную силу. Не только. Они понимают только, если им будет больно от этого. Это давно об этом пишут и говорят. Пока не будет серьезных контрмер, пока они не почувствуют боли с персональными санкциями. Серьезно пока им не будет больно – они не прекратят.

И Рейган и Тэтчер доказали, что это эффективнее, чем все разговоры времен разрядки.

Они это доказали твердой идеологической позицией. Тем, что империю зла назвали империей зла. А не целовались в десна. Тем, что они победили. Тем, что они действительно загнали в безвыходную ситуацию. Заставили меняться нас. Не было бы никакого Горбачева, если бы нам не помогли бы таким образом.

Например, дружба с Кастро ухудшила судьбы диссидентов на Кубе в тюрьмах. Именно дружба Обамы с Кастро… Именно мягкость ухудшила. Потому что они понимают тот же язык.

Если говорить о нас — на них действуют числительные. Пока мы будем выходить десятками тысяч, а не сотнями тысяч – им будет хватать ОМОНа и суда. Как только нас будет сотни тысяч – они довольно быстро, по крайней мере, у них будут основания беспокоиться. Сейчас они понимают, что ОМОНа, вот их банды хватает на нас. Их банда сильнее мирных людей, которые выходят против этой банды.

Вот дети, вот так нельзя и так нельзя. А что же нам делать? Мы не можем их убрать путем выборов, потому что выборов нет. Они не реагируют на мирные демонстрации, когда мы выходили, в 12-м году вообще совсем мирно, шарики дарили полицейским.

Что же нам делать, дорогие россияне. Ответ очень простой: если не будет так и так, то будет по третьему. По третьему будет когда-нибудь, когда протест перестанет быть мирным. Это совершенно очевидно. Что через какое-то время он перестанет быть мирным. Вопрос в том, надо ли доводить до маятника эту гирю.

Но власть сегодня целенаправленно ведет в сторону вооруженного восстания. Медленно повторяю. Власть целенаправленно ведет страну к вооруженному восстанию. Либо к тому, что страна превратится просто в скопище лежащих на полу, избитых и обуянных стокгольмским синдромом. Либо как альтернатива, альтернатива Туркменистану – только вооруженное восстание.

Это говорит нам власть, это не я говорю. Я бы предпочел обойтись выборами или мирными действиями власти.

Власть проходит мимо развилок, которые на блюдечке с голубой каемочкой. Вот эта история с этим полицейским, который ударил женщину. Это была для власти возможность хотя бы сыграть в правосудие. Хотя бы сыграть в контакт с населением. С электоратом. Сказать, ну вот перегибы (даже Сталин был вынужден пользоваться такими шагами - ЭР). Тем не менее, мы его накажем. Пусть не жестоко накажем. Пусть потом тихо где-то на тормозах спустим. По крайней мере, сигнал получен.

И они даже пошли вначале по этому пути. Но потом сверху сказали, местное начальство пошло, видимо, извиняться. Но потом сверху окрик раздался. Почему раздался окрик – очень понятно. Потому что Путина не интересуют избиратели, мы не его референтная группа. Эта женщина Маргарита Юдина и ее все близкие и мы все – это не референтная группа. Референтная группа – именно силовики. Если наказать одного силовика за то, что он ударил мирного демонстранта, так остальные силовики 31-го числа не будут нас бить. Они скажут, на фиг нам это нужно, мы потом будем крайними. Значит это ясный сигнал отсутствия суда над омоновцем, который ударил мирную женщину. Это прямой сигнал прежде всего силовикам. Вам дана отмашка на беспредел. Вы можете бить мирных людей и вам ничего за это не будет. Не бойтесь. Вот что говорит власть. Вот что говорит Путин. Это прозвучало совершенно ясно и недвусмысленно. Мы это услышали и они это услышали.

И точно также с другой стороны и будут наказаны все, кто вышли. Жестоко. Вот человек ударил машину, не полицейского. Машину. Его пытают. Просто пытают тех, кто вышел. Пытают активистов. Их пытают. Потому что нахождение в наших полицейских участках и СИЗО это разновидность пытки. А без еды и сна – тем более. Это единственный способ разговора, к сожалению, между властью и обществом.

Он будет, видимо, долго сидеть. Думаю, что он это понимал. Он Мандела. А Мандела вышел, когда сменилась власть, а не наоборот. Это не то что он сверг, нет, когда закончился апартеид – освободили Манделу. В таком порядке. Навальный резко поднял ставки. Своей судьбой, спасибо, что не жизнью он обострил ситуацию. Он сократил для России исторический путь, конечно, вся эта история — попытка убийства, расследованием, дворцом и его возвращением – резко катализировала процесс. И думаю, Россия за счет судьбы Навального может быть ускорила процесс выхода из путинизма на какое-то время. После этой истории с убийством и после его возвращения. Протест, конечно, катализировался. Это немыслимые вещи раньше. Чтобы так было. Это конечно мы немножко Россия, может быть, немножко выиграла исторического времени. Но Навальный очень сурово, так сказать, платит своей судьбой, они его не отпустят, это ясно.

Навальный выйдет только вместе с Путиным. Когда Путин выйдет из Кремля, — на свободу выйдет Навальный. Я боюсь, что так. Либо где-то там все-таки что-то случится на уровне здравого смысла. Они решат сыграть в какую-нибудь еще игру. Не знаю. Дай бог. Потому что пока что маршевым шагом в сторону Лукашенко. Без всяких разносолов.

Какого дьявола ты все время цитируешь Пескова. Какая разница, что они говорят.

Что тут самое важное с точки зрения как мне кажется общественности — реакции никакой. Ладно, Песков – это понятно. Притупилось восприятие. Это называется запредельное торможение в медицине. Когда человек теряет сознание от боли. Когда психика вырубает пробки, чтобы не перегореть, просто вырубает. Вылетает психика…

Обрати внимание, сенсационное если так, с большой вероятностью раскрыты три убийства. Совершенных ФСБ. С огромной вероятностью, по крайней мере, данные, как сказано у Булгакова в «Собачьем сердце» — очень нехорошие. Почти никакой реакции общественной. Ну да, какая была реакция на историю с Навальным. 

Возьмем контрольную группу, какую-то страну европейскую, где выясняется, что местная ФСБ убивала. Что будет? Здесь тишина, потому что повторяю, запредельное торможение. Психика не выдерживает этого. Мы не можем ничего сделать. А психика просто отказывается на это реагировать.

Мы мешком ударенные. Понимаете?

Да, завтра Грозев выйдет и скажет: а вот еще 12 человек они убили. А еще 165 оказывается было убито. Но мы же, в конце концов. «Мемориал» (власти РФ признали организацию иностранным агентом. — ред.) опубликовал – 19 тысяч в Чечне погибло. 5-6 тысяч мирных жителей. Вакуумные бомбы, фильтрационные лагеря. Мы же это все знаем. Про фильтрационный лагерь Чернокозово про убийства. Ну знаем. И что?

Мешком ударенные. Общество, ударенные мешком. И у части стокгольмский синдром, которые говорят «ну нет, этого не может быть». А зачем, а зачем это нужно. И так далее.

А у другой части, например, как у меня, просто глухое отчаяние, потому что я понимаю, ну да, мы еще много узнаем. Никакой реакции. И вот это отсутствие общественной реакции не только в телевизоре путинском, это разумеется. Но и вообще какой бы то ни было. И больше людей не выйдет на демонстрации. Не выйдут миллионы, сотни тысяч из-за того, что снова обнаружилось, мы притерпелись, принюхались, мы прижились при убийцах.

Мы привыкли. И эта привычка это самое чудовищное, что случилось за эти годы. Мы привыкли. Мы знаем, что мы живем среди убийц. Про воров говорить нечего. Это уже просто быт. Но вот, оказывается, повысили нам испытание для нашей психики. Оказывается, доказали, что и убийцы тоже. Хотя мы знали, разумеется. Что, мы не знали про Яндарбиева или про Литвиненко. Или про Немцова? Что мы не знали? Мы все знали. Но мы прижились, притерпелись. И абсолютный покой.

Чтобы что-то произошло, стукнуть надо не по столу, прости. К сожалению, от количества убийств уже раскрытых ничего не произойдет. Запредельное торможение. Обморок. Когда по каким-то внешним причинам этот обморок прекратится, допустим, может быть. Когда все это полезет наружу, эта кровь, этот гной. Тогда может быть задним числом какая-то рефлексия осознания и какая-то боль придет. Осознание боли. Пока что не думаю, мы идем в сторону Лукашенко в плане жестокости власти. И в сторону Туркменистана в плане общественной деградации. Просто затаиться и пережить.

Это было сделано сверху. Это был доклад, который распространялся по партийным организациям. Потом замечательная книга Чуприна «Оттепель», где это просто по дням исследовано, как открывались эти шлюзы. Кто-то закрывал их, кто-то открывал. Но давление было. Но была опора сверху. У Твардовского была опора в ЦК, ходили, в ЦК были опоры. Это сверху делалось. В России, к сожалению, реформы приходят сверху. Потом выясняется, что огромный запрос и политики как Горбачев используют энергию, которая пробуждается снизу. Но они открывают ей ход.

Энергия снизу уходила в… восстание. Которое просто расстреляли к чертям собачьим и задавили. Новочеркасск – энергия снизу. А сверху — когда разрешили сверху, когда выяснилось, что за это не расстреливают, тогда разрешенное…

И все реформы – сверху. Снизу – огромная энергия навстречу. А когда давили, 30-летие николаевщины, пока давили, пока копыта ни откинул – 33 года или сколько он там Николай Павлович. А потом оттепель. Первая тютчевская. Как Тютчев это назвал. Тютчевское слово. И потом эренбургская оттепель. Только когда тиран сдохнет и сверху дадут отмашку.

А не дали бы отмашку – так бы и гнили. И пришел бы не Горбачев, а Гришин, а Горбачев один голос у него выиграл в политбюро. 6:5 был счет. А вот один из упырей проголосовал бы за Гришина и еще бы сидели. Вот в чем драма.

Должно лопнуть уже по-настоящему как с пугачевщиной или кто-то сверху мог бы дозреть, но этот вариант проскочили. Или как полагается, чтобы тиран умер и когда он умрет – вот тогда изменится расклад сил и кто-то, кто сейчас молчит в тряпочку, вдруг заговорит. Заверещит. И изменится расклад сил. Только тогда, к сожалению.

Виктор Шендерович
Особое мнение от 28.01.2021