Как «самый безопасный метод» добычи урана убивает людей в Зауралье

Поезд Курган — Екатеринбург. В плацкартном вагоне на боковых местах едут девочка лет шести и мальчик помладше на вид. «Это у тебя простуда была, — важно говорит девочка. — А у меня — рак! Рак — это когда всегда спать хочется».

В 2020 году в эфире курганского телевидения главврач детской областной больницы Наталья Максимова рассказала об «увеличении количества госпитализаций со злокачественными новообразованиями на 26%». Педиатр говорила, конечно, о детях. Ведущая переспросила. «Ну у нас вообще какая-то зона такая и по взрослым, — ответила доктор. — В основном к нам поступают дети с онкозаболеваниями из зоны Далматова… С чем связано? Не могу сказать. Очень много — рак щитовидной железы». Вскоре этот фрагмент эфира пропал с сайта телеканала, но его успели сохранить местные активисты.

А в апреле 2024 года, во время печально знаменитых паводков, под Курганом затопило урановое месторождение. Их здесь три, добычу ведет компания «Далур» — «дочка» Госкорпорации «Росатом».

Местные активисты предполагают, что уран могло смыть в Тобол, и теперь питьевая вода — якобы источник радиации. И люди вдруг вспомнили, что живут на урановых полях.

К 9 мая из Кургана отступила вода, а на улицах сияла праздничная иллюминация. Гирлянды висели на деревьях и уличных столбах с Нового года, теперь оставалось их только включить. От этого город был похож на дом, в котором хозяева круглый год не убирают елку.

Курганская область очень богата полезными ископаемыми, об этом с гордостью сообщает официальный сайт губернатора, перечисляя 23 вида, в том числе драгоценные скандий, вольфрам, рений и уран. Ученые говорят о перспективах добычи редчайших иридия, рутения и осмия, который дороже платины. Кроме того, в регионе богатейшие земли, две трети пахотных угодий — это чернозем. При этом Курганская область — одна из самых бедных в стране. Водопровод есть дома у 60% населения. Из всех регионов, где ведется добыча полезных ископаемых, здесь самые низкие зарплаты во всех отраслях. Даже в сельском хозяйстве. Даже в сфере добычи урановых руд, хотя на Курганскую область приходится 1/5 всех запасов урана в стране.

Показатель, по которому регион год за годом лидирует, — это заболеваемость раком. В 2023 году Курганская область заняла первое место в РФ по уровню смертности от рака. Такие же новости публиковала уральская пресса и в прошлые годы. Местные активисты-экологи пытались добиться от властей, чтобы этот «феномен» как-то был исследован, чтобы кто-то поискал здесь причинно-следственную связь.

— Мы подавали в суд, — рассказывает один из активистов Габдулла Исакаев. — Пытались добиться, чтобы правительство области провело аналитическую работу, чтобы изучить все факторы, влияющие на смертность от рака. Но это почему-то никого не заинтересовало, суд мы проиграли. Нам только привели статистику, в каком районе какая заболеваемость, и предоставили информацию: власти пригласили неких специалистов из Москвы, которые якобы разрабатывают проект улучшения экологической ситуации.

Далматово, о котором говорила по телевидению доктор Максимова, — поселок, рядом находится одно из трех в области месторождений радиоактивного урана. Именно там, а еще в соседнем Шадринском районе заболеваемость раком выросла на 26%. Второе месторождение «Росатом» разрабатывает рядом с поселком Шумиха. Третье, возле села Звериноголовского, оставалось неохваченным до 2016 года.

Есть много страшных историй об урановых рудниках. В Курганской области уран добывают без рудников и шахт, методом подземного выщелачивания.

Сами добытчики характеризуют его как абсолютно безопасный: солевой раствор, в котором растворен уран, выкачивают из скважин по якобы невероятно качественным пластиковым трубам, не трубы — огурчики. И все это так герметично, что ни один радионуклид не просочится в среду обитания местных жителей.

Уран — ценнейшее сырье, ни капли не должно пропасть. И даже, добавляют в «Росатоме», полезный, можно сказать, метод, потому что в итоге под землей останется меньше урана. Правда, Минприроды в 2022 году внесло Курганскую область в перечень регионов, где высокая заболеваемость обусловлена «неудовлетворительным качеством питьевой воды».

Физики готовы спорить с тезисом о безопасности подземного выщелачивания, но что они признают — это самый дешевый метод.

— Бурят тысячи скважин, — объясняет курганский активист Алексей Шварц, молодой физик. — В одни скважины заливают серную кислоту, через другие выкачивают раствор с ураном и гонят его в так называемый бассейн. Дальше этот раствор окисляют нитритом натрия. И выпадает осадок — желтый порошок, это и есть уран. Его отправляют на обогатительные предприятия, потом все это идет на завод по производству ядерного топлива в Подмосковье.

Другой активист, лидер курганских коммунистов Сергей Еремин, в целом согласен с тем, что такая добыча, как описывают в «Росатоме», могла бы считаться безопасной. В теории. Геология здесь такая, что уран залегает на глубине 400‒500 метров, между ним и поверхностью земли — непроницаемые слои глины. И пока не идет добыча, то есть пока никто эту «подушку безопасности» не потревожит, уран под землей безопасен для тех, кто на земле. Но тысячи скважин превращают эту «подушку» в решето. А вдруг, беспокоятся местные жители, случится какой форс-мажор? Вдруг он уже случается, а от народа скрывают?

И вот в апреле 2024 года случилось то, чего точно не скроешь: урановые поля в селе Звериноголовском Курганской области затопил вышедший из берегов Тобол. Умолчать о наводнении было невозможно, поэтому риторика представителей «Росатома» поменялась. Да, говорили они, затопило. Но только чьи-то старые и давно закупоренные скважины, а никак не наши.

«Торчит труба посреди поля, из нее вода «урановая» сочится»

Машину пришлось оставить у въезда на мост через Тобол, дальше дорогу преграждали ржавый полицейский уазик с «телефоном доверия» на боку, знак «кирпич», а для особо упрямых — бетонные блоки. Когда все это здесь устанавливали, вода доходила почти до ограждений моста. Тех, кому надо было из Звериноголовского ехать в село Труд и Знание, возила лодка. Теперь вода отошла, лодка садится на мель, поэтому добираться надо на своих двоих. Где-то по подсохшему асфальту, а где-то по колено в воде.

Полчаса идем. Открывается асфальт, сильно побитый во время наводнения. По мусору, висящему на кустах вдоль дороги, видно, что недавно здесь вода стояла выше метра на два. Дорога проходит через бор, там сухо, потом снова стоит вода. Где-то в этой воде — сотни скважин, но вышедший из берегов Тобол к ним не подпускает.

Меня ведет сельский учитель Николай Владимирович Афанасьев, по образованию он химик. В селе Звериноголовском, или, как говорят местные, в Зверинке, он учит детей. После уроков ходит на собрания компартии, по субботам — в церковь адвентистов седьмого дня, а в остальное время пытается объяснить односельчанам и властям, почему в Зверинке нельзя добывать уран.

— Смотри, вон поле большое, вдали озеро, посредине островок камышей, — показывает рукой Николай Владимирович. — Подходишь туда, а там торчит труба старая посреди громадного пшеничного поля, из нее вода «урановая» сочится.

Это он описывает месторождение под названием «Добровольное» в Звериноголовском районе. Оно считается самым богатым в Курганской области, запасы урана оцениваются в 14 тысяч тонн. Разрабатывать его начали еще 1980-х, а в 1990-х разработки прекратили, скважины решили законсервировать.

— В середине 1980-х у нас стали бурить геологоразведочные скважины, — рассказывает Афанасьев. — Лет десять бурили, пробурили 567 скважин, занималась этим казахская геологоразведочная партия. Потом СССР развалился, возникла патовая ситуация: Казахстан — другая страна, с ней договора нет, казахи хотят передать месторождение, а им не платят.

Ну они пробурили еще скважин, закачали в них серную кислоту, откачали, отвезли раствор в Челябинск, получили деньги там. Видимо, им понравилось, аппетит приходит во время еды, они захотели пробурить еще пять скважин, но их прогнали, а скважины законсервировали.

В «Росатоме» теперь уверяют, что скважины в 1990-х законсервировали из-за нехватки денег. На самом деле, поступить так пришлось «в связи со сложностями подземного выщелачивания» в этом месте. Еще советские геологи дали заключение: «Добровольное» отличается тем, что здесь воды под землей высоконапорные, высота «уранового» фонтана, который будет бить из скважины, может достигать 40 метров. Однажды такое ЧП произошло во время разведки.

Законсервировали скважины — это значит, что их затампонировали бетоном, а на торчащие из земли трубы прикрутили заглушки. Насколько старательно делали это 30 лет назад, что стало с бетоном с тех пор, теперь не поймешь.

— Теперь и не найдешь, где были многие скважины, поля распаханы, там пустырь, скот пасется и радиоактивные травы ест, — говорит Сергей Еремин. — А трубы, которые раньше из земли торчали, местные жители поспиливали и утащили. Кто в огород, кто в металлолом.

Николай Афанасьев возражает: не таскали местные ничего. Это геологи трубы раскручивали и продавали, у них и оборудование для этого было. Кто именно крал — неизвестно, но большую часть мест, где были пробурены скважины, в Зверинке действительно просто так не найдешь, дыры в земле давно поросли травой. Однако к тем скважинам, где уцелели торчащие трубы, местные активисты приезжали с дозиметром.

— Летом-то там не увидишь, сочится вода или нет, а зимой она замерзает, все видно, — рассказывает Сергей Еремин. — Еще в 1994 году там измеряли фон, было 0,08 микрозиверта в час. Это, конечно, мало. Потом мы еще раз приехали измерять — уже было 0,13. Это тоже мало, но уже тогда это показывало, что фон растет, а значит, уран из-под земли сочится. Воды-то под напором. И это заранее было известно, в совхозе в соседнем поселке жил экономист, которому еще в 1980-х поручали рассчитать затраты на расселение местных жителей. После 2016 года мы разными приборами мерили — было 0,61 микрозиверта в час.

Кроме высоконапорных грунтовых вод, еще одной причиной, по которой добычу на «Добровольном» признали опасной для людей и природы, было то, что месторождение находится в пойме Тобола.

В других странах, где тоже практиковали добычу урана методом подземного выщелачивания, запрещено делать это в поймах рек. Любой паводок — и есть риск, что радионуклиды попадут в реку, а в этом регионе Тобол — главный источник питьевой воды.

Причем паводки разных масштабов здесь случаются регулярно. Звериноголовский инженер Михаил Хлызов даже рассчитал математическую модель, по которой можно предсказывать крупные наводнения.

— Наводнения у нас бывают в среднем раз в 8‒10 лет, — показывает он графики. — Чрезвычайные — раз в сто лет. Но то — природные, а есть еще «рукотворные», которые предсказать нельзя. Выше по течению стоят несколько плотин и огромное водохранилище, когда там создают запас воды, переполнение может разрушить плотину, тогда они начинают сброс воды. В этот раз наводнение таким и было: они там сделали залповый сброс.

Хлызов достает свои доказательства: апрельский номер газеты «Звериноголовские вести», там приведены данные об уровне воды в Тоболе.

— Вот: 1 апреля 16 сантиметров воды за сутки добавилось, — читает он таблицу. — Дальше 70, 26… Потом бах — полтора метра 9 апреля. Бах — и сразу почти три метра 10 апреля. Это залповый сброс был. Меня тогда из больницы выписали, жена в Кургане была, а в Зверинке машины ходили — принудительное выселение шло.

В новейшей истории «Росатом», вопреки увещеваниям экологов и под собственные разъяснения о безопасности метода, разрабатывал под Курганом два месторождения — в Далматовском районе и в Шумихинском. Но в корпорации не забывали, какое добро пропадает под землей еще и в Зверинке. Наконец, там решили реанимировать добычу, и «Далур» начал бурить новые скважины на «Добровольном». Когда в апреле 2024-го случилось наводнение, в Зверинке гадали: затопило старые скважины, неизвестно как законсервированные, или новые — свежепробуренные.

«Это страшнее Чернобыля будет»

Госкорпорация «Росатом» появилась по указу президента Путина в 2007 году, под ее крыло перешли все предприятия атомной отрасли, гражданские и оружейные, в том числе «горнорудный дивизион» — добывающий холдинг «Атомредметзолото» (АРМЗ). Компания «Далур», учрежденная за 6 лет до того для добычи урана в Курганской области, тоже вошла в холдинг. Как и «Русбурмаш», который бурит скважины.

— «Росатом» — монополист, — рассказывает Алексей Шварц. — Никто не может заниматься ничем связанным с радиацией, не имея на это гослицензию от «Росатома» и не входя в группу «Росатома». «Росатом» — сам себе надзорный орган. Дозиметры выпускает «Росатом». Господдержку дает «Росатом». Если вы наберете жидкость для анализа, то придете в лабораторию только «Росатома». Эта компания теоретически имеет свою армию. Войска радиационной, химической и биологической защиты фактически подчиняются «Росатому». Эта организация имеет своих агентов, пиарщиков, свои телеканалы, своих пропагандистов, своих ученых, своих военных, даже свой ОМОН.

В декабре 2016 года премьер-министр Дмитрий Медведев подписал распоряжение, объявив аукцион «на право пользования участком недр федерального значения «Добровольное», расположенным на территории Курганской области, для разведки и добычи урана». Как будто не было никогда заключения советских ученых о высоконапорных водах и о пойме Тобола.

Победила на аукционе — вы удивитесь — росатомовская компания «Далур». Участок земли, который ей достался, изначально оценивался в 960 миллионов рублей, предполагалось, что вместе с ураном там можно попутно извлекать редкоземельные металлы. Потом как-то получилось, что редкоземы «исчезли», и участок достался «Далуру» в 11 раз дешевле — за 86 миллионов. Сейчас компания открытым текстом на собственном сайте сообщает, что, помимо урана, «освоила производство скандия», более того — «является единственным в России добывающим скандий предприятием».

Но людям в Звериноголовском районе было не до скандия и не до стоимости участка, их интересовало собственное здоровье. Кто-то еще помнил, почему была заморожена добыча в 1990-х. На общественном обсуждении житель Зверинки спросил у представителей «Далура», что будет со старыми скважинами. Может быть, раз уж компания собралась извлекать ценное сырье совершенно безопасным методом, она для начала убедится, что предшественники не оставили «сюрпризов»?

«По поводу старых скважин: они были оформлены все в 1990-х годах, эти все скважины ликвидированы, делать с ними нечего, их не существует», — ответил представитель «Далура» Анатолий Ладейщиков. «Скважин, будем считать, не существует, и того, что через них сочится, тоже не существует», — отреагировал местный житель.

Следующий кадр видео — инженер-физик Андрей Ожаровский, приехавший на слушания из Москвы, показывает «несуществующую» законсервированную скважину. Приборы зафиксировали радиационный фон в 0,5 микрозиверта в час. Это, во-первых, означало, что замурованная скважина негерметична, а во-вторых, это напоминало, что подземные воды в этом месте высоконапорные, то есть постоянно стремятся «найти дырочку».

0,5 микрозиверта в час — это немного, если просто гулять рядом, а потом еще и помыть сапоги. Но это очень плохо, если радионуклиды попадут, скажем, в питьевую воду. Когда в 2016 году выяснилось, что добычу в Зверинке хотят возобновить, выступил эколог Алексей Таранов, профессор Курганского госуниверситета, председатель общественного совета при департаменте природных ресурсов области (на тот момент): «Мы уничтожим Тобол и все водоемы, находящиеся в пойме, даже если все пойдет в штатном режиме без аварий, — сказал он. — Вся вода, которая течет в Тобол, будет проходить через водоносный горизонт, вымывать радиоактивные и токсичные соединения, и все это будет попадать в воду, колодцы. Это страшнее Чернобыля будет. Сам диоксид урана, который добывают, не так страшен.

Но попутно выделяется радий — стойкий радиоактивный элемент, при этом выделяется радон — смертельно радиоактивный газ. Также будут образовываться токсичные соли».

— Тобол каждые лет восемь размывает берега на километр в ширину, в прошлый раз это было как раз в 2016 году, за полгода до решения о возобновлении добычи, — говорит Алексей Шварц. — В Зверинке проходили общественные слушания, люди задавали вопросы об этом представителям «Росатома» и местным властям, те уверяли, что все будет происходить на возвышенности, на уровне 13 метров выше реки, это место не затопит никогда, а если и затопит, то местным жителям уже будет все равно, потому что сначала затопит их, а уже потом — скважины.

«Слушай меня! — орал на активиста во время общественных обсуждений районный депутат Анатолий Кандалов. — Вода 10 метров — она стоит на уровне Зверинки! Если будет 12 метров — тебя смоет! Поэтому не надо говорить того, чего не будет никогда!»

В 2020 году, когда «Далур» вел еще только геологоразведочные работы, из-за паводка он приостановил их и отвел технику «на безопасные участки». Но вскоре вернулся к бурению. А в апреле 2024-го случилось то самое «никогда»: Зверинку затопило, людей пришлось эвакуировать. В «Далуре» уверяли, что до их урановых полей вода не добралась. Активист Сергей Еремин говорит: если и правда не добралась, то всего на полметра, судя по уровню воды.

Николай Афанасьев отлично знает местность, и он предполагает, что новые скважины водой накрыло.

— Новые скважины, геологоразведочные, находятся в низине, — говорит он. — Их там пробурено по три штуки с двух сторон озера. Это самая богатая часть месторождения, но она постоянно заливается в половодье. В этом году не только озеро, но и весь прогиб местности залит, а это 500 метров на тысячу.

Реальное состояние новых скважин «Далура» не оценить, к ним не подпускают и Тобол, и служба безопасности «Росатома». Но места, где были старые скважины, оказались под водой, как и боялись противники добычи.

— Во-первых, воды уранового тела на глубине около 400 метров находятся под давлением, что послужило причиной отказа в добыче в советские времена, — резюмирует Еремин. — Тогда уже был представлен расчет затрат на переселение людей, но в итоге от планов отказались. Во-вторых, тысячи пробуренных скважин в пойме реки будет и дальше затапливать, и со временем это сделает все горизонты подземных и внешних вод сообщающимися. В-третьих, для растворения урана под землю закачают более миллиона тонн серной кислоты, и мне трудно представить «пользу», которую это принесет.

И четвертое — самое страшное: через 20‒25 лет, когда закончится добыча, под месторождением останется более двух тысяч тонн неизвлекаемого урана, растворенного в кислоте, об этом говорят расчеты самого «Далура». И что нам делать с этим подземным озером?

Через 25 лет «Далур» добудет свой уран и смоется, под землей останется решето, и все забудут про Зауралье, про здешних жителей…

Восемь лет активисты в Зверинке вместе с экологами из Кургана пытались добиться отмены решения о добыче.

— Мы потратили массу организационных усилий, — рассказывает Еремин. — Тринадцать раз только подавали заявление на проведение референдума, но нам отказывали. Дошли до Думы, Дума отказала: это, сказали, вопрос федерального значения. Не нашего ума, сказали, это дело! Врут. Оболгали и соврали. Потому что это вопрос совместной ответственности — федеральной и региональной, поэтому они и обязаны проводить общественные слушания.

Общественные слушания по добыче действительно проходили. Вместе с представителями «Далура», говорит Еремин, на них автобусами прибывали сотрудники предприятия и участвовали в голосованиях. Их всегда было больше, чем местных, пришедших послушать про уран. Итог голосования был за предложения «Далура».

«Следует отметить, что деятельность АО «Далур» поддерживают жители Звериноголовского района, — сообщает сайт компании. — Члены инициативной группы направили главе ГК «Росатом» Алексею Лихачеву письмо с просьбой «активизировать реализацию проекта освоения «Добровольного» месторождения урана, так как это означает развитие села и создание новых рабочих мест».

Немного физики. Почему уран нельзя есть и пить?

Физики считают, что проблема не только в Зверинке, где месторождение в пойме реки. Подземный уран, растворенный в кислоте, гораздо опаснее, чем нетронутые месторождения.

— В Курганской области беда в том и заключается, что уран там останется в растворенном виде, — говорит Алексей Шварц. — Это жидкая кислота, содержащая в себе радионуклиды, самые опасные — альфа-радиоактивные. «Пробег» у альфа-частицы маленький, от нее можно укрыться даже резиновыми перчатками, но если радиоактивное вещество попало на кожу или внутрь организма, альфа-частицы начинают атаковать клетки и провоцируют рак.

Инженер-физик Андрей Ожаровский много раз приезжал в Курганскую область с дозиметром и спектрометром. Первый прибор фиксирует уровень радиации, второй позволяет установить, какой именно химический элемент «фонит». По словам Ожаровского, говоря об опасности добычи, надо учитывать не только сам уран.

— Уран — родоначальник целой цепочки дочерних продуктов распада, по которым мы и определяем, что уран присутствует, — объясняет он. — Среди этих продуктов радий, газ радон, а также такие радиоактивные ядра, как висмут-214, свинец-210, полоний. Сам уран не виден на спектрограмме, есть ряд технических сложностей, связанных с моим прибором.

Чтобы увидеть присутствие именно урана, надо на местах добычи накопать стаканчик этой землицы и задорого сдать его на радиохимический анализ. Если «Далур» будет и дальше отрицать очевидное, придется так и поступить.

Но уже сейчас на спектрометре я увидел «зубец», который означает присутствие в почве висмута-214. Продукты распада крайне короткоживущие, и если они там есть, значит, уран там тоже есть.

Действие радиации на организм «изнутри» известно по случаю отравления Александра Литвиненко: полоний-210, послуживший «добавкой» к его чаю, это один из продуктов распада урана. По словам Ожаровского, формально «доза от чая была относительно небольшой».

— Понятие «доза» изначально было рассчитано на внешнее облучение, в основном на гамма-излучения, — продолжает Ожаровский. — Считается, что та же доза, полученная за счет альфа-излучений, опаснее в 20 раз. Если бы то же количество полония лежало на теле, человек мог получить радиоактивный ожог, но остаться живым. Тот эффект был обусловлен тем, что он получил внутреннее облучение.

«Там, где прорывы были, земля, как выжженная»

Помните, что говорила доктор Максимова о росте заболеваемости раком? В Далматовском районе, который она упомянула, добыча урана идет уже 23 года, это первое месторождение, которое начал осваивать «Далур». Согласно проектной документации, в 2025 году работы здесь должны сворачивать. Но уже теперь жители Зверинки могут ездить в Далматово на экскурсии и смотреть, что будет с ними и их детьми через пару десятилетий. Причем здесь нет таких добавочных факторов, как в Зверинке, высоконапорных вод и паводков.

Начиная работы в Зверинке, представители «Росатома» тоже ссылались на опыт, накопленный ими на уже осваиваемых участках. «Применяющаяся нами методика проходки и последующей ликвидации разведочных скважин позволяет вести экологически чистую для окружающей среды добычу», — уверял главный геолог «Русбурмаша». По его словам, «за всю историю освоения урановых месторождений в Курганской области не было зафиксировано ни одного ЧП». Этот тезис представители «Далура» вообще любили повторять перед прессой и на общественных слушаниях.

Компания «Далур» была официально зарегистрирована в 2001 году. Место регистрации — Курганская область, Далматовский район. Отсюда и название: «Далур» — далматовский уран. Месторождение находится между селами Уксянское и Песчано-Каледино.

«Далматовское» было открыто в советское время, в 1979 году, с 1984-го там началась опытная добыча, в течение десяти лет извлекали 45 тонн урана в год.

— Еще при советской власти, когда начали разрабатывать месторождение, у нас на работу брали только тех, кто старше 40 лет, — рассказывает Слава (имя изменено), работавший в компании бурильщиком. — Да и то спрашивали: детей еще планируете иметь или нет?

В 1994 году случилась известная нам по «Добровольному» история: добычу прекратили, скважины законсервировали. В отличие от Зверинки, здесь не всплывало документа о причинах остановки, а в «Росатоме» все объясняют «любимой» нехваткой финансов в 1990-е. Спустя шесть лет финансы появились, и с 2001-го специально учрежденный «Далур» начал работы на «Далматовском».

Компания позиционирует себя как один из ведущих налогоплательщиков Зауралья. В 2017 году, приступая к освоению Зверинки, она обещала: «Платежи в бюджет и внебюджетные фонды за время эксплуатации месторождения составят более 25 млрд рублей».

Судя по бухгалтерской отчетности «Далура» за 2019‒2022 годы (есть в распоряжении редакции), она платит в бюджеты разных уровней в среднем 400 миллионов рублей в год. Что с этого местным, живущим на уране?

Компания сообщает о том, как дает денег, скажем, сельским школам. Ни один из населенных пунктов, где она работает, не выглядит облагодетельствованным.

— Дороги нам разбили своими грузовиками, — вздыхает старушка на скамеечке в Уксянском. — Обещали, правда, починить.

Из Далматова в Шумиху, к еще одному месторождению «Далура», судя по картам, должны вести две дороги, но ни по одной из них мы проехать не смогли. Одна — это колея от большегрузов, легковушка в ней просто утонет. Другую ремонтировать начали, сильно, судя по обочинам, сэкономив на ширине, но заканчивается эта узкая полоска асфальта в чистом поле. То есть на длине тоже сэкономили. Нам пришлось делать крюк и возвращаться в Курган, чтобы оттуда двигаться по федеральной трассе.

В Далматове находится железнодорожный узел, куда поступают цистерны с концентрированной серной кислотой для далуровских работ. Дальше ее на грузовиках везут к месторождениям и перед тем, как залить в скважины, разбавляют.

— У нас скоро 25 лет идет добыча, уже больше миллиона тонн кислоты под землю закачали, — говорит Слава. — И как кислоту выгружают — у нас запах. Очень чувствуется. Был случай: везли кислоту, а на повороте стояли машины, цистерна оказалась незакрытая, ну и плеснуло на эти машины. Хорошо, на людей не попало. Раком у нас болеют больше всех в области. Особенно дети сейчас начали. Но всем сказано, чтобы никаких разговоров не было. Вы и меня по имени не называйте. Прежняя главврач детской больницы сказала, что детская заболеваемость увеличилась на 50 процентов, так ее уволить пообещали. Хотя она столько лет проработала. Народ тогда начал возмущаться — ее оставили. Но разговаривать с вами тут не будут.

В декабре 2018 года из-за мороза на «Далматовском» лопнула труба, по которой тек раствор с ураном. Точнее, она не лопнула, а «сложилась гармошкой», как объяснял замначальника бурового участка Тимур Марцинкевич. Он же тогда нечаянно проговорился насчет возможных последствий: «Четыре километра — длина магистрали. При внутреннем диаметре 293 миллиметра в среднем больше 200 кубометров раствора в трубе. Если бы произошел, как пишут в интернете, прорыв, разрыв, то все бы 200 кубометров просто вылились».

От катастрофы уберегло только то, что раствор замерз. Правда, и лопнула труба по этой же причине. Бурильщики увезли куски льда с ураном, дальнейшая их судьба неизвестна, общественности сообщили только то, что успел сказать Марцинкевич: труба попалась некачественная, будем разбираться с поставщиками, последствий нет.

— Там бывают прорывы, — усмехается Слава, тоже, напомним, бурильщик. — Кто работает, те это сразу видят, мы же ездим, проверяем. В тот раз, когда прорвало на четырех километрах, труба просто лопнула. Рабочие приехали, все эти трубы убрали и на базе у себя выложили, вся эта желтая жидкость там таяла. А дальше — через деревню и в речку, наверное, куда еще? А так трубы текут постоянно. Там, где прорывы были, земля голая, как выжженная. На одно из таких мест мы поехали замерять радиацию, с нами две женщины были. Прибор как заорал, что опасность, они к дороге помчались.

Как будет происходить сворачивание работ (и будет ли) в 2025 году, неизвестно. Пока, рассказывает Слава, «Далур», похоже, собирается бурить новые скважины на участке ближе к райцентру. По этому поводу компания, как и положено, проводила общественные слушания.

— Из наших туда мало кто ходил, только активисты, — пожимает плечами Слава. — Ну набралось нас там 10‒15 человек. А «Далур» привез три автобуса своих работников. Как, по-вашему, они проголосовали?

В числе активистов, приезжавших на те слушания, не как житель района, а как специалист, был физик Андрей Ожаровский.

— Мы задавали вопросы «Далуру», но он насмерть стоял, говорил, что урановый раствор — их деньги, они не допустят разлива, — рассказывает он. — А мы уже тогда видели, что разливы есть.

Участок, где компания сейчас ведет работы в Далматовском районе, не огорожен. Есть только шлагбаум со знаком «кирпич» поперек колеи от КамАЗов. Обходишь его — и идешь к скважинам. Мы приехали сюда в мае 2024-го, после наводнения в Зверинке, вместе с Ожаровским, он решил снова оценить состояние скважин с помощью приборов.

По многим трубам и без приборов было видно, что соляной раствор, содержащий уран, постоянно сочится наружу и утекает в землю. Просто видно глазом — по засохшим бело-желтым потекам на трубах.

Судя по тому, что на днях был дождь, который мог смыть соли, те осадки, что мы нашли, свежие, хоть и успели кристаллизоваться. А значит, раствор сочится постоянно.

Измерения показали, что возле некоторых скважин радиационный фон доходит до 3,67 микрозиверта в час. Это все та же история, что в Зверинке: гулять здесь короткое время относительно безопасно, но пить воду, в которую это все просачивается через грунт уже 23 года, крайне не рекомендуется.

— Если одна частица радиоактивного вещества попадет в организм, она будет облучать его изнутри, — объясняет Ожаровский. — Какие у нее шансы попасть в организм? Сами смотрите: вот соль, уран течет в землю, в грунтовые воды, в притоки Тобола, а Тобол — питьевая река.

Жаль, что доктору Максимовой, когда она пожимала плечами в ответ на вопрос о причинах детского рака, никто не показал фото скважин с застывшими потеками урановых солей.

«Если у вас все законно, скажите народу»

Однажды житель поселка Шумиха Вениамин Хотько почувствовал, что питьевая вода, которую он получал из артезианской скважины на своем участке, сильно испортилась. Было это, он как сейчас помнит, в 2007 году.

— Вода стала кислотной, появился большой белый осадок, — рассказывает Вениамин. — До этого-то у нас тут была очень чистая вода, она проходила по всем анализам. Просто исключительная была вода. К нам приезжали из Челябинска, хотели здесь воду добывать. А тут стал я емкости от этого осадка очищать, это у меня воздействовало на руки, на кости, стали руки болеть. Я думаю: как так?

Вениамин — человек авторитетный и обстоятельный. А тут еще соседи стали звонить, жаловаться на воду. Налил он воды в бутылку и поехал в город — в лабораторию. Сдал воду на анализ.

— И вот мне позвонили оттуда и говорят: приезжайте, готово, — продолжает Вениамин. — Теперь у меня имеется протокол этого анализа. Синие печати. Я приехал с ним в СЭС, там областной врач, она говорит: не моя компетенция, а есть организация по всяким радиоактивным службам. Ё-моё, радиоактивным! От «Росатома».

Протокол анализа, о котором говорит Вениамин, подписан врачом Центра гигиены и эпидемиологии Курганской области. Он сообщает, что в воде из артезианской скважины «общая бета-активность» превышает норму в 1,86 раза. «Рекомендуем проверить радионуклидный состав бета-излучающих элементов», — добавлено в справке под конец. Вениамин поехал выполнять рекомендации и выяснил, что в воде у него обнаружен радиоактивный висмут-214.

— А я же такой человек, что знаю, как начинать, как закончить, поэтому поехал со справкой в эту лабораторию «Росатома», которую мне сказали. Пришел к ним: у меня, говорю, есть протокольчик. Они взяли, посмотрели, сделали копию. Смотрят — он уже зарегистрирован в реестре. Они при мне позвонили куда-то и говорят: а ты зачем дал ему протокол, кто тебе разрешил, почему ты нам не позвонил? И дальше — все, молчок. И никакой бумажки от них у меня не осталось. Есть только протокол из лаборатории.

Так в 2007 году Вениамин узнал, что в Шумихе, в трехстах метрах от его огорода, компания «Далур» просверлила в земле много скважин и качает оттуда уран. Это второе их месторождение, где работы к тому времени шли три года. Газета «Курган и курганцы» писала, что в Шумихе добывают 350 тонн урана в год. Вениамин изучил вопрос, и теперь он много знает об уране и продуктах его распада.

— Самое плохое, что, когда они оттуда все выкачивают, наружу выходит полоний некий такой, — стучит он по столу огромным кулаком. — И вот этот полоний является отравляющим веществом. Весь город от этого урана страдает. Головные боли, повышенное давление.

Болеет народ у нас. Много очень раковых опухолей, я многих друзей похоронил. Мы обращались в прокуратуру, в Следственный комитет, в надзор. Куда мы только не обращались. Везде отписки. Надзор нам пишет письма: пока, дескать, не можем проверить достоверность.

Уже 2024 год, а они все качают, все добывают. Нам сказали, что все это под присмотром Путина. Ну какой тут Путин, он тут при чем? Если вы у нас законно, тогда вы скажите народу, чтобы мы убирались. Дайте денег, мы уедем.

С тех пор Вениамин запасает в доме для всех нужд дистиллированную воду. Складирует в рабочей времянке в трехлитровых банках. Он стал местным активистом и борется за права односельчан. Да так успешно, что «Далуру» не удалось провести в Шумихе свои обычные слушания с автобусами привезенных голосов: шумихинцев просто собралось столько, что слушания отменили.

Тогда компания назначила новое собрание. Только уже не в Шумихе, а в соседней крохотной деревне Трусилово. На нее урановые месторождения наступают другим своим краем, вроде и близко, но доехать туда из Шумихи непросто.

— Мы отказались в деревне проводить собрания ихние, потому что это к райцентру относится, — горячится Вениамин, вспоминая те события. — Потому что вон оно — у меня, 300 метров от огорода, вон где добыча идет урана. Они собрали здесь слушания о выделении земельного участка, чтобы строить завод по химическому выделению урана. В общем, все земли они в итоге получили и без нашего согласия, написали, что все состоялось. Заводик построили, трубы подсоединили, и крутят, и качают, вот эту всю циркуляцию делают.

По данным «Далура», все слушания прошли в нужное время, в нужном месте, с нужным кворумом, все решения принимались при горячей поддержке местного населения. Население попыталось оспорить это в судах, но везде проиграло всухую.

— Люди от онкологии умирают, а им ставят сердечную недостаточность, — продолжает Вениамин. — И попробуй докажи. Вот у меня тут сосед от онкологии умер. Осталась Наташка, жена его с сыном. Он работал энергетиком.

И у другого соседа, Василия, значит, опухоль в голове получилась. Повезли его на облучение в Челябинск, он туда на своей машине уехал, а обратно вернулся на каталке. Еще одна соседка тоже со скважины воду пила, умерла.

На следующей улице сосед болеет. И всем ставят сердечную недостаточность. Я каждый раз задавал врачам вопрос: как так, жил человек, а потом упал и умер? А до этого лечился от онкологии, удаляли ему что-то. Болеют в основном почки, печень, а больше всего желудок. А потом раз — и умер человек от этой недостаточности?

Лена Ширяева — предприниматель, держит небольшой ресторан и магазинчик в Шумихе. Она молодая женщина, но у нее уже две маленькие внучки. Лена привезла Вениамину торт, так мы познакомились. В Шумиху мы приехали тоже вместе с Андреем Ожаровским и с его неизменными приборами, и, узнав об этом, Лена попросила «проверить воду» у нее дома. Андрей объяснил, что так это не делается, но если где-то есть накипь или осадок, можно «проверить» спектрометром. Мы развинтили фильтры для воды у Лены и оставили рядом с ними спектрометр. Анализ показал, что в воде есть все тот же висмут-2014.

Еще немного физики. Откуда берется висмут

Как объясняет Андрей Ожаровский, в воду, которую люди в Шумихе получают из скважин, радиоактивный висмут-214 попадает как продукт распада урана. Как звено в цепочке этих распадов.

— Висмут-214 в воде означает, что здесь же были уран и радий, но мы их нашим прибором не видим, — говорит Андрей. — А поскольку висмут-214 — короткоживущий элемент, это значит, что уран и радий были здесь совсем недавно. Если взять любой справочник, то мы видим: уран-238 испытывает альфа-распад, превращается в торий, торий — в уран-234. Тот превращается в еще один торий-230, и вот дальше начинается рок-н-ролл. Еще один альфа-распад — и получаем радий. Дальше — радон-222. Это благородный газ, который не вступает в химическую реакцию, у него период полураспада — 3,82 суток. Он быстро просачивается по трещинам из одного края месторождения в другой. И вот эта гадина рождает полоний, потом — свинец-214 и висмут-214. Дальше в цепочке распадов полоний-214, свинец-210, висмут-210, а потом тот самый полоний-210, убивший Литвиненко.

Забивать себе голову цепочками ядерных распадов необязательно. Важно, что пока уран лежит себе в месторождении, все те же «чудеса» с ним происходят, только сам он и «дочки» остаются под землей. Поэтому и в Шумихе месторождение не создавало проблем, пока его не начали бурить. В «Далуре» уверяют, что везде их трубы абсолютно герметичны. Что тогда означают скважины с кристаллизовавшейся солью на «Далматовском» и висмут в питьевой воде в Шумихе?

— Соль на скважине — это симптом, — подытоживает Андрей Ожаровский. — А висмут в воде — это уже предвестник катастрофы.

«Мы не хотим криминала. Мы хотим, чтобы власть этим занялась»

— В Далматове уже все понятно, — машет рукой активист Сергей Еремин. — Зверинку мы еще надеемся отбить. Но страшно, что людям самим, кажется, уже ничего не надо. Люди себя уже похоронили. Понимаешь, как страшно?

Самым стойким населенным пунктом из всех, что пробовали возражать «Росатому», сегодня остается Шумиха. Гвозди бы делать из этих людей.

— Люди-то сюда приезжали сосланные, — рассказывает Лена Ширяева. — И были это люди, скажем так, передовые. У нас вот дед был сосланный, потому что у них была корова, лошадь была. А что пять детей было и их двое, что семь человек прокормить надо было, так нет, они же были уже кулаки. И их сослали. Сослали, в чем были. Надевали платья на платья, что успели надеть — то и взяли. Ну и плюс Шумиха стоит на Челябинском тракте, эта ветка дальше уходит на север. Многие сосланные здесь оседали. Тут и захоронено много.

Может быть, поэтому месторождение «Хохловское» в Шумихе даже внешне разительно отличается от «Далматовского». Не колея от КамАЗа в лесу и столбики, замотанные проволокой, а просто образец производственной культуры. Все красиво огорожено «колючкой» с надежными воротами, видеокамерами и убедительными предостережениями насчет «запретной зоны». Подойти и что-то измерить на скважине не то что невозможно, а даже в голову не приходит при виде такой красоты. Может быть, это — хоть какой-то результат того, что шумихинцы не сдаются и продолжают трепать нервы «Росатому». Жалко, что качество воды и вообще жизни в Шумихе от этого не лучше.

Шумиха была небольшим поселком, железнодорожной станцией, пока во время войны не стали перебрасывать за Урал предприятия с европейской части страны. Тогда и Курганская область появилась, ее «склеили» из частей Тюменской, Свердловской и Челябинской. И статус Шумихи повысился.

— Здесь поднимали целину, распахивали поля, деревья выкорчевали, — продолжает Лена. — Тут такой был мощный пласт сельхозугодий. И производства у нас были мощные. Только цеха мясного комбината — три с половиной тысячи человек работало. Он накрылся, когда там хотели сделать рейдерский захват, подрезали им поставки мяса. Был еще хлебокомбинат, изумительные пряники делал. Швейный цех работал огромадный. Был маслокомбинат. Там такие торты делали, каких больше нигде в стране не было, и с ореховой крошкой, и с изюмом, и с мороженым, они занимали первые места на ВДНХ. Потом в 90-е зарплату людям давали этими тортами.

Когда предприятия позакрывались, Шумиху не постигла участь тысяч таких же поселков только потому, что «все вытянули на себе предприниматели, ипэшники», говорит Лена.

— Тогда крышевание было, вот это все, — рассказывает она. — Но работать-то где-то надо, зарабатывать надо было. И в торговле дыра была: ни молока не было, ни мяса. А есть хотелось. На рынках мясо появилось только благодаря ребятам, которые вкалывали на своем поле. А скотина — ей же надо и корма, и конюхов нанять, и много чего еще. И заколоть надо скотину, и отвезти, и продать. Ну и мы все друг друга выручали: тот продает, тот везет на автолавку. Все выручали друг друга, денег одалживали.

На машзаводе зарплату тазиками давали и ведрами, на маслозаводе меняли масло на обувь, а ипэшники все это продавали. И для города предприниматели все делали: то садику помогите, то школам надо, то на фейерверк денег соберите, то елку организуйте. Вот так крутились, крутились — и вытянули.

В нулевых появилась новая напасть: большие торговые сети начали ипэшников выживать. Пример Лены говорит, что и тут их не сломали.

— Все время к нам приходили с проверками: кассовый аппарат не тот, программа не та, то налоговая проверяла, то милиция, то Роспотребнадзор, — вспоминает Лена. — Закроют штук пять магазинов — и тут же появляется какой-нибудь «Магнит». Или пришел к нам «Метрополис», местная сеть. Представитель приходит на предприятие, где делают мыло. И спрашивает: сколько у вас мыло стоит? Ему говорят: ну 14,50. Представитель открывает дипломат, там пачечки денег: вот на это все, говорит, нам мыла по 11 рублей. А я как с таким чемоданчиком приду? Это у них сети, а я куда это мыло потом распихаю?

Теперь эти же люди, мелкие предприниматели, сражаются с «Росатомом». Не то чтобы с большим успехом, но 17 лет не сдаются. Рук не опускают и надеются, что когда-нибудь победят.

Курганские коммунисты во главе с Сергеем Ереминым недавно направили письмо с описанием проблемы Путину. Шумихинцы тоже подписались. Надо ведь Путина информировать о безобразии, а то наверняка скрывают от президента. К письму приложили много листов с подписями жителей района. Тысячи подписей. Чтобы президент знал, что народ думает.

— Мы подписи собирали, чтобы прекратить это, — объясняет Вениамин. — Мы не хотим криминала. Мы хотим, чтобы власть этим занялась. Но если власть не будет заниматься… Люди приезжают ко мне, говорят: Вень, ну как? Я же не один здесь. Они мне говорят: не оплошай.

Ирина Тумакова