Мертвый орган на мертвом теле

До даты окончания подачи анкет-заявок кандидатов в члены Совета при президенте Российской Федерации по развитию гражданского общества и правам человека осталось две недели. Объявление об этом опубликовано в четверг 2 августа на официальном сайте Cовета.

 Новый способ формирования общественной организации наравне с массовыми нарушениями в ходе президентских выборов, прошедших в России в декабре, вызвали немало споров в стане правозащитников и привели к тому, что ряды Совета покинуло много известных людей. В то же время немало ветеранов правозащитного движения пока решили воздержаться от радикальных шагов.

Глава Московской Хельсинской группы (МХГ) Людмила Алексеева подробно объяснила, почему она не покинула совет.
 
 «Президентский совет – это особое дело, - сказала она. - Я не собираюсь уходить из него в знак протеста против безобразного антиконституционного закона о митингах и шествиях, об НКО, о клевете, о готовящемся, тоже безобразном, законе об интернете и так далее. Почему? Потому что я не оппозиционный политик. Я вообще не политик. Я правозащитник. А правозащитник должен защищать своих граждан от государства и его чиновников, которые нарушают права человека. Будучи в президентском совете, я имею больше возможностей для такой защиты. И я просто не имею права покидать совет до тех пор, пока он дает мне какие-то, пусть маленькие, ограниченные возможности для защиты прав моих сограждан».

Вот если этот Совет станет совсем неработоспособным, я из него уйду. Мне не надо быть при президенте. Потому что у нас гражданское общество уже относится с осуждением к тем организациям, которые состоят при властях. И я их понимаю. Потому что когда люди состоят в каких-то организациях при властях, то им приходится поступаться какой-то долей своей независимости. Но по себя я точно знаю, что я вот, состоя в этом президентском совете уже 10 лет, ни разу не позволила себе не сказать то, что я думаю о своих властях.
 
 Если президент принимает антиконституционные законы или высказывается антиконституционно, то я об этом говорю публично, говорю президенту, говорю в СМИ. Не нравится президенту это, он может своим указом исключить меня из совета. Это его право. Но я никаких подписок о лояльности не давала и не буду давать. Не собираюсь утрачивать хоть маленькую долинку своей независимости от того, что я состою в совете при президенте по правам человека, в общественном совете при министерстве внутренних дел, в комиссии по сотрудничеству с общественными организациями при Мосгорсуде и во многих других организациях. Я всюду говорю то, что думаю. И именно ради этого в этих советах и состою. Поэтому уходить оттуда у меня нет никаких оснований.

Цитата:

Алексеевой и не нужно нигде подписываться в своей лояльности. Этот агрумент для совсем простаков. Одним своим пребыванием в составе этого совета, она его легитимизирует для той части граждан, для которых она продолжает еще оставаться символом правозащитного движения. Получается, что она делает для власти то, что ей по силам, при этом находясь "при дворе".

Человека нужно судить не по его словам, а по его действиям

В свою очередь, политолог Дмитрий Орешкин, ушедший из Совета, сказал, что хотя и несколько сомневается в своевременности своего поступка, но решения не изменит. «Назад ни за что не вернусь, – продолжил он. Они укрепили меня в моей правоте. Федотов (председатель совета – В.В.) пишет бумаги, над ним откровенно глумятся, издеваются. Но что тут скажешь? С другой стороны, Путин поздравляет Алексееву с юбилеем. Она, видимо, решила, что ее будут как-то слушать. А мне кажется, что он уже никого не будет слушать. По моей же части вообще нет сомнений. Потому что я занимаюсь выборами. Они победили с помощью фальсификата. Соответственно, то, что я говорю про фальсифицированные выборы, они не слушают. Но и чего мне тогда там делать?

Для чего вообще власти этот Совет?

В основном, чтобы создать видимость (правозащитной деятельности). С одной стороны, это, конечно, муляж. Но есть и еще одна составляющая. Если в стране есть честные и независимые суды, если прокуратура служит закону, а не частным лицам, то функция правозащитной деятельности почти всегда естественным образом реализуется через институт суда. Если ваши права ущемлены, вы идете в суд, и он в большинстве случаев ваше попранное право, исходя из действующего законодательства, защищает. Потому что он интерпретирует нормы закона, а не волю начальства. Когда же судья интерпретирует волю начальства, тогда, естественно, права человека защитить некому, и необходимо создавать какой-то паллиативный орган, который как бы защищает эти права.
 
 Но ведь у нас же десятки тысяч судей по стране, а в Совете по правам – 40 человек. Если они будут, не разгибаясь, пахать по 24 часа в сутки, что невозможно, то все равно права всех граждан защитить не смогут. Их функция – «милость к падшим призывать». Видеть наиболее прорывные дела, на них концентрировать внимание и говорить, что там-то, там-то нарушены права. Как, например, в случаях с Ходорковским и Магнитским. На Западе у аналогичной структуры, если она есть, другая функция. Там больше анализируют законодательство, а не выступают по конкретным делам. У нас же судьи закону не подчиняются. Вот и приходится Совету изображать бурную правозащитную деятельность, подчеркивая, что суды со своей задачей совершенно не справляются.

Совет даже не может выступать с законодательными инициативами.