Власть противопоставила гражданам — обывателей. Зеркало треснуло и обнажило рожу

Больше всего в этой ситуации — два года настоящего лишения свободы трем девушкам, затеявшим антипутинский перформанс, — меня интересует совсем не Владимир Путин и даже не патриарх Кирилл, а судья Сырова. Какие книги она читала, когда обучалась профессии юриста? Есть ли у нее дети? Как она лично — не судья, а гражданин, относится к церкви, власти, милосердию?

 Линейка, которая у нее была как у отбывавшей номер судьи, — это примирительно-снисходительное высказывание главы государства. Сделанное, как off the record, не для записи, сообщил один из ключевых министров путинского правительства, слишком поздно. «Милость к падшим» была оценена Сыровой в виде двух лет реального лишения свободы девочкам, которые никого не убили и ничего не украли. А так могла бы дать и минимум три, как просил прокурор.

Разумеется, к праву процесс Pussy Riot не имеет никакого отношения, и, возможно, это понимает, конечно, не «Мосгорштамп», как называют Мосгорсуд все адвокаты, а Верховный суд РФ — шанс хотя бы на смягчение наказания существует.

 Приговор — часть той дамбы, которую, защищаясь, выстраивает власть на фоне снижающихся рейтингов первого лица и пробуждающегося политического сознания городского среднего класса, носителя светского, модернизационного сознания. В основание этой дамбы уже положены законы о митингах, иностранных агентах, будущий закон о волонтерах и прочие сюрпризы первых месяцев нового президента. Этим приговором власть «отсемафорила», что репрессии продолжатся, причем иной раз под религиозными знаменами.

Многие, например, Никита Михалков и Дмитрий Медведев, называли то, что сделали девушки, «пиаром» или поисками «известности». Но два года колонии — слишком дорогая цена за пиар. Иные, как певец мыслей-скакунов Газманов или комик Галустян, увидели в Pussy Riot зловредную руку закулисы: «Они пешки в той игре, которую Запад так усердно нам навязывает». При всем уважении к лицедею не думаю, что он начитался Бжезинского, скорее наслушался Путина.

Наконец, процесс поднял со дна болота российского массового сознания тысячелетние комплексы православия-самодержавия-народности, и «общественное мнение» России XXI века предстало в образе Геннадия Петровича Козодоева, он же Геша, из «Бриллиантовой руки», идущего под звон церковных колоколов с палкой с намотанными на нее семейными трусами. Столь архаичной, примитивно обрядовой, азиатски нетерпимой оказалась показная «воцерковленность» тех, кто считает себя русским народом.

 Приговор написан косноязычным языком подворотни в логике пикейных жилетов, сидящих на лавочке у подъезда. Суд заговорил языком слободы, а она и есть «ядерный» электорат нынешней власти. Просто этот язык должен звучать пафосно, потому приговор и рядился в длинные периоды напыщенной квазицерковной речи.

 Приговор показал, что государство и церковь у нас окончательно слились в экстазе. Критиковать церковь значит нападать на государство, и наоборот. К собственно религиозным чувствам, интимным и сокровенным, это не имеет никакого отношения.

 Раскол общества начался тогда, когда власть противопоставила гражданам — обывателей, Болотной — Поклонную гору и «Уралвагонзавод». Обвинительный приговор закрепляет этот раскол, сужая социальную базу режима. Зеркало, в которое смотрелся «президент всех россиян», треснуло.