Пекин и Москва в дружбе против Запада

Спустя ровно неделю после избрания (если называть вещи своими именами, утверждения в должности) новый президент Китая Си Цзиньпин прибывает с визитом в Москву.

А "против кого дружить будем"? "Несомненно, это сигнал Вашингтону", - уверен профессор МГИМО Сергей Лузянин. При этом в основе альянса "Пекин-Москва", по оценкам специалистов, лежит не экономика, а геополитика и идеология.

Для прорыва в сфере торговли и инвестиций нет предпосылок. При всех симпатиях нынешнего руководства России к "китайскому пути" экономическая модель Поднебесной в российских условиях неприменима: для массированного наращивания материального производства нет демографических ресурсов.

"Если исходить из цифр китайского товарооборота - 80 миллиардов долларов с Россией против 450 миллиардов с Америкой - то Си Цзиньпин должен был бы лететь в Вашингтон. Но, видимо, не в деньгах счастье. Пекин и Москва видят для себя какие-то высшие стратегические ценности", - говорит Сергей Лузянин.

Во внешней политике обеих стран за последние несколько лет произошли существенные сдвиги.

В отличие от России, всегда придающей большое значение словам и жестам на публику, Пекин последние 30 лет проводил сугубо прагматичный курс: жестко отстаивал свои реальные интересы там, где они есть, но всячески избегал того, что обычно именуют "излишней политизацией".

Идея Евгения Примакова о "треугольнике Москва-Пекин-Дели" была встречена без энтузиазма. Когда иностранцы называли КНР "сверхдержавой XXI века", китайцы скромно улыбались: "Что вы, не нужно так говорить, нам бы среднего уровня благосостояния достигнуть!".

По мнению аналитиков, в Китае решили, что количество экономической и военной мощи перешло в качество, и пора начать разговаривать басом.

"Время пришло. Новые руководители будут выводить Китай из тени", - считает Сергей Лузянин.

Си Цзиньпин ввел в официальный политический лексикон новые выражения: "китайская мечта" и "подъем китайской нации". Международные наблюдатели насторожились: не кроется ли за этим поворот к агрессивному национализму и внешней экспансии?

Владимир Портяков считает поворотным моментом Пекинскую Олимпиаду 2008 года.

"Ранее в Пекине рассматривали себя как региональную державу. Выйдя на второе место в мире по объему ВВП, и успешно проведя Игры, Китай почувствовал возможность трансформации экономической мощи в политическое влияние и стал считать себя державой мирового класса", - говорит он.

Что касается России, она и в 1990-х годах не была и не очень стремилась сделаться частью Запада, вступая с ним в конфронтацию по многим вопросам - достаточно вспомнить реакцию Москвы на расширение НАТО, "разворот над Атлантикой" Евгения Примакова и "марш на Приштину".

Но при этом Москва постоянно говорила о "стратегическом партнерстве" и "вхождении в мировое сообщество", хотя бы на словах признавала западные стандарты демократии и рыночной экономики идеалом, к которому следует стремиться.

На третьем сроке Владимира Путина внешняя политика России стала практически столь же антизападной и антиамериканской, как во времена СССР.

Как отмечает Сергей Лузянин, в отличие от Запада, симпатизировавшего Дмитрию Медведеву и разочарованного возвращением к власти Путина, в Китае всегда подчеркивали особое уважение именно к Путину.

На этой почве и происходит нынешнее сближение Пекина и Москвы, считают эксперты.

По их мнению, сыграл свою роль и глобальный кризис. В ряде высказываний Путина, а еще больше на экспертном уровне, четко прослеживается мысль: Запад погряз в долгах, сел в калошу, пусть не учит нас щи варить, и вообще либеральная модель едва ли не обанкротилась, а вот Россия и Китай еще всем покажут!

Вероятно, и в Пекине, и в Москве сформировалось убеждение, что надо пользоваться моментом для усиления своего влияния.

Одной из главных сфер взаимодействия двух держав в ООН и на мировой арене в целом стала проблема так называемых "режимов-изгоев". Китай и Россия целиком согласны друг с другом в том, что диктаторов следует журить, если те массово истребляют собственных граждан или пытаются обзавестись ядерной бомбой, но категорически возражают против их свержения путем революции, тем более, воздействия внешних сил.

При этом конфликтные зоны в двусторонних отношениях на сегодня практически отсутствуют.

"Вокруг Китая складывается довольно тяжелая обстановка, - указывает Владимир Портяков. - Обострились "островные" споры с Японией, Вьетнамом и Филиппинами. Барак Обама провозгласил "политику возвращения в Азию". Из-за северокорейской ракетно-ядерной проблемы активизируется военное сотрудничество США, Японии и Южной Кореи. Планы размещения ПРО в Европе сворачиваются в пользу тихоокеанского региона. Власти Бирмы, где было сильно китайское влияние, последнее время переориентируются на Запад".

"У китайских политиков и многих граждан усиливается ощущение, что их страну начинают окружать, и только на северном направлении все нормально", - считает эксперт.

Единственный регион, где Россия и Китай выступают соперниками - Центральная Азия, однако и здесь, по словам Владимира Портякова, "смертельного конфликта интересов, когда стороны друг на друга смотрят букой, нет, и не предвидится".

Налицо экономическая конкуренция: Китай активно инвестирует в Центральную Азию, а построенный им трубопровод лишил "Газпром" монополии на транзит туркменского газа.

Однако в политическом и военном плане местные элиты продолжают ориентироваться на Россию: как в силу общего прошлого и культурных связей, так и потому, что находят стиль китайского лидерства слишком жестким, и опасаются зависимости от Пекина.

Многие эксперты разделяют мнение, что сверхдержавами XXI века будут США и Китай. При этом одни полагают, что России придется выбрать, к кому примкнуть в качестве младшего партнера, другие уверены, что при умелом маневрировании можно неопределенно долго оставаться в позиции "третьей силы".

"Главная цель России - неограниченный суверенитет и полная свобода рук, о чем сказано и в новой концепции внешней политики, представленной в феврале, - говорит Владимир Портяков. - Думаю, что любое руководство России будет склонно проводить самостоятельный курс, даже если это окажется связано с определенными издержками. Раз уж мы не стали ничьим младшим партнером в 1990-х годах, то теперь как-нибудь обойдемся".

По мнению Сергея Лузянина, рано говорить о Китае, как о сверхдержаве, равной Соединенным Штатам. Речь идет не о новой биполярности, а о многополярном мире. Москва потому и сближается с Пекином, что пока не видит в нем потенциального мирового гегемона, считает ученый.

"Если же дойдет до этого, то самым правильным для России будет взять на вооружение китайскую притчу о мудрой обезьяне, которая сидит на горе и наблюдает за схваткой двух тигров", - говорит он.