«Любимый вождь, наступи мне на харю!»

Как советские диссиденты в Америке стали охранителями путинского режима

Долгие годы между мной и моими друзьями-товарищами царило полное взаимопонимание. Первые раскаты грома раздались тогда, когда покинутая нами (и все еще сильно интересовавшая нас) страна повела себя не так,
как мы надеялись и предполагали. На что мы надеялись и что увидели на самом деле, превосходно выразил уважаемый и любимый в нашем кругу Лев Лосев – известный русский поэт, литературовед, эссеист, эмигрировавший в США в 1976 году.

«Когда рухнул Советский Союз, в одночасье развеялся морок «железного занавеса» и в стране повеяло свободой. Да только порча зашла слишком уж далеко. На мрачный риторический вопрос своего первого поэта: «K чему рабам дары свободы?» (у Пушкина «стадам», а не «рабам». – В.Ф.) – народ, как и предсказал поэт, ответил: «Без надобности». Которые порасторопнее – кинулись воровать c небывалым даже в русской истории размахом: нефть – так целыми месторождениями, недвижимость – так заповедными рощами и историческими кварталами, кино – так целыми студиями и госфильмофондами, и власть, власть, власть. Ну, a спившееся, нездоровое, не умеющее думать за самих себя большинство затосковало по родимому уюту несвободы – комната в бараке, c как-никак, но работающим центральным отоплением, выстoянная в очереди колбаса по два двадцать и знание, что завтра будет так же, как вчера. И стало чаять воссияния новых сапог на верхушке власти: «Любимый вождь, наступи мне на харю!»

Сегодня в связи c годовщиной передавали результаты опроса: 53% нынешних россиян относятся к Сталину «только положительно» или «скорее положительно, чем отрицательно», – писал он в своих воспоминаниях, опубликованных в «Звезде» в июне 2007 года, за два года до своей кончины.

Кто бы мог подумать тогда, что столь ярко обрисованная Лосевым картина крушения наших надежд вызовет полное неприятие у одного из моих единомышленников искусствоведа, бывшего москвича, человека очень неглупого и пишущего. Узнал я это, прочитав его реакцию на мою статью, появившуюся через полгода после Лешиной публикации. Называлась она «Возвращение Александра Галича. К 30-летию со дня гибели».

Моего приятеля больше всего всего возмутила следующая фраза:

«Его поэзия будет возвращаться – после каждой новой попытки страны вырваться из порочного круга, с каждым новым откатом в несвободу, в бездумие, инфантильность и холуйство. Сегодня она вновь актуальна, причем, судя по всему, в большей степени – для нас, уехавших, чем для тех, кто остался».

Этот откат бумерангом вернулся ко мне в виде отлупа: кто я такой, чтобы корить Россию за такие временные недостатки, как ограничение свободы, плюс какие-то сомнительные инфантильность и холуйство! Ей сейчас посерьезнее вещи нужны, чем пресловутые либеральные вольности и прочее европейско-американское баловство. А пуще всего нужна – стабильность, которая позволит развить экономику и повысить качество жизни. Остальное приложится потом. (Ну что, приятель, десять лет прошло, и как – сбылись твои прогнозы и надежды хотя бы по одному пункту?).

В ответ я послал несколько текстов, написанных теми, кто остался, и где ситуация в стране описывалась примерно так же, как ее обрисовали аутсайдеры вроде Лосева и Фрумкина. Тут-то и услышал я от него словечко, которым он с той поры повадился пригвождать российских несогласных – русофобы. А те из них, кто, опасаясь за свою безопасность, переместились на Запад, клеймились им как перебежчики, писания которых не залуживают доверия, ибо авторы их явно выслуживаются перед новыми хозяевами. Переписка наша почти полностью завяла в начале 2014 года, когда разразился «крымнаш» и брешь в цепочке российских интеллигентов стала стремительно расширяться.

У меня не было дурных предчувствий, когда другой мой друг, плодовитый писатель и философ, прислал мне свою статью о российско-украинском конфликте. Тридцать шесть лет знакомства прошли у нас спокойно, безбурно, серьезных разногласий между нами не возникало.

И вдруг – читаю...
Статье предпослан пушкинский эпиграф:

     О чём шумите вы, народные витии?
     Зачем анафемой грозите вы России?..
     Оставьте: это старый спор славян между собою...
 

«Шумят, грозят, протестуют политические недоросли – «народные витии». Никогда не признают простой истины: своими подзуживаниями и несбыточными посулами они раздули очередной пожар в очередной стране, разрушили шаткую постройку незрелой Украинской республики, лишили миллионы людей укрытия от социальных бурь.

Когда в Канзасе очередное торнадо разнесёт в щепки городок, выстроенный не из железобетона, а из досок и картона, никто не осудит соседние города, давшие приют бездомным. Но Россию, давшую укрытие двум миллионам соотечественников в Крыму, оставшимся без социальной крыши над головой, будут проклинать неустанно. Потому что посмели истолковать право народа на самоопределение по-своему. И потому что краткосрочный политический капиталец можно зарабатывать на антироссийской брани легко и безотказно».

Вина этих раздувателей пожара усугубляется еще и тем, что они повадились с утра до вечера поносить российского лидера – главного (если не единственного) архитектора гуманной политики Кремля:

«Ох, этот Путин! Вот он – враг священных принципов свободы и демократии, ухитряющийся без бомбёжки чужих столиц достигать своих целей. Жаль только, что у него от советских времён остался мощный ядерный арсенал. Не то бы наши гуманитарные ракеты и бомбардировщики давно вылетели в направлении Москвы, как они уже вылетали в сторону Могадишо, Белграда, Кабула, Багдада, Триполи. Не дал, злодей, нам хотя бы разбомбить Дамаск! Ах, как хорошо, как удобно иметь универсального суперагрессора, борьба с которым оправдывает – затеняет – все наши отступления от высоких принципов. Раньше мы лелеяли такие обременительные правила как «презумпция невиновности», «тайна банковских вкладов», «священное право собственности», не отступали от них даже в противоборстве с безжалостными главарями мафиозных кланов. Теперь всё стало гораздо проще! Без суда и следствия, без улик и свидетелей, мы включим соратников Путина в чёрные списки и обрушим на них всевозможные кары, как это делало когда-то большевистское ЧеКа – по классовому признаку! – да ещё назовём это красивым словом «санкции».

Итак, на исконный русский вопрос «Кто виноват?» автор статьи об Украине ответил однозначно: недалекие и подлые «политические недоросли» Америки и Европы. Что до России и ее правителя, то они всего лишь защищают интересы своих соотечественников, по несчастью оказавшихся вне родных пределов и лишившихся социальной защиты.

В умении найти истинных возмутителей спокойствия, обнаружить первопричину всевозможных смут и катаклизмов мой друг не знает себе равных. Как и в умении логически, привлекая исторические примеры, доказывать истинность предлагаемых им рецептов спасения человечества. Его пытливый ум постоянно нацелен на выведение категорий, формул и схем, которые, по его убеждению, приложимы почти ко всем обществeнным формациям за последние пять тысяч лет человеческой истории.

В его позднейших работах изложено стройное учение о причинах общественных катаклизмов и путях достижения пусть шаткого, но более или менее сносного социального равновесия. Подтекст всех этих трудов предельно ясен:

«Вникните в открытые мной законы, прислушайтесь к моим рекомендациям и призывам – и человечество навсегда избавится от кровавых социальных потрясений».

Но вот что интересно: пророческий пафос уживается у нашего философа с попытками ввести этот пафос в приемлемые рамки, слегка приглушить, тщательно контролируя свою риторику. Для чего? Чтобы не оттолкнуть «людей дорогих мне и близких по духу, по вкусам, по жизненной судьбе» и не «утратить их доброе ко мне расположение».

Напрасный труд, чудак ты этакий. Невыполнимую поставил ты себе задачу. Невозможно и денежки получить, и невинность сохранить. Попробуй-ка не огорчить близких тебе по духу людей, если, отвечая на вопрос, кто есть главный виновник едва ли не всех кровавых революций прошлого, ты, ничуть не колеблясь, указываешь пальцем на мыслящих интеллигентов, то есть прямехонько на них, своих ближайших друзей. И на дорогие им моральные ценности, усвоенные ими от свободолюбивых предшественников.

Что же делает этих интеллигентов причиной катастрофических социальных взрывов? А вот что: их упорное нежелание понять, что власть предержащие заслуживают не поучений и критики, а уважения и любви:

«Ну, не может интеллигент полюбить правителя – хоть ты его режь! Российский интеллигент – тем более. Разве что великий Пушкин в зрелые годы сумел с сочувствием вглядеться в судьбу Бориса Годунова, восхититься Петром Первым, даже найти слова одобрения для Николая Первого: «он честно, бодро правит нами». Но друзьям его молодости, которые потом вышли на Сенатскую площадь в Петербурге, больше нравились его юношеские строчки про Александра Первого: «кочующий деспот», «плешивый щёголь», «враг труда».

Так уж и не может полюбить? Хоть режь? Несправедливый упрек. Обидная напраслина на мыслящее русское общество: не раз доказывало оно сыновнюю преданность своим правителям, демонстрируя чудеса истинного патриотизма.

Достаточно вспомнить, как реагировала русская общественность на второе польское восстание 1863 года.

«Дворянство, литераторы, ученые и даже ученики повально заражены: в их соки и ткани всосался патриотический сифилис», – отметил в «Колоколе» Александр Иванович Герцен.

Даже просвещенный помещик-славянофил Александр Кошелев, немало сделавший для освобождения крестьян, узнав о решительных мерах нового генерал-губернатора Польши Муравьева, восхищенно воскликнул:

«Ай да Муравьев! Ай да хват! Расстреливает и вешает. Вешает и расстреливает. Дай Бог ему здоровья!»

Нужны примеры поновее? Пожалуйста: знаменитый документ «Деятели культуры России – в поддержку позиции Президента по Украине и Крыму». Среди пятисот с лишним поддержавших я с удивлением и грустью обнаружил нескольких моих знакомых...

Патриоты-подписанты, продолжившие славную традицию российского интеллигентского коллаборационизма, вряд ли успели прочесть работы моего друга, плодовитого писателя и философа, начавшие выходить в свет аккурат около этого времени. Поступили они, тем не менее, в полном соответствии с изложенным в них учением о механизме государственного устройства, познакомившись с которым любой здравомыслящий интеллигент постарается остепениться и стать более зрелым. Такой интеллигент по-новому отнесется к столь чтимым в его среде «призываньям» (Пушкин, «К Чаадаеву») воспевать свободу в свой жестокий век. И преодолеет в себе родовой интеллигентский изъян – «сладкую похоть ниспровержения», как выразился в письме другой мой приятель, перешедший в лагерь защитников и охранителей государственного порядка, каким бы кошмарным этот порядок ни был на сегодняшний день.

Вся эта перестройка сознания совершится у внимательного читателя вышеозначенных трудов, когда он постигнет глубинную суть государственной власти. Вот как об этом говорит сам автор:

«В любом человеческом обществе существует расслоение, связанное с врождённым неравенством, которое я в своих других писаниях охарактеризовал терминами «высоковольтные» и «низковольтные»». Между этими слоями будет неизбежно возникать противоборство, непонимание, напряжение. Роль и задача верховной власти состоит не в том, чтобы быть умнее, талантливее, честнее, «высоковольтнее» всех остальных, а в том, чтобы быть арбитром между этими вечно противостоящими друг другу слоями, чтобы не дать их скрытой вражде выплёскиваться наружу, доходить до кровопролитий».

Да, природа несправедлива. Одни люди умнее, одареннее, энергичнее, честолюбивее других, с этим спорить не буду. Но есть в доводах и формулировках моего друга нечто такое, что царапает мой слух и подрывает веру в их непогрешимость. Он призывает талантливых и успешных не зарываться и не требовать у власти того, что выгодно им, но и даром не нужно прозябающему большинству. Ну, например, всяких там свобод и человеческих прав.

Каким образом расширение прав и свобод (например, в экономической сфере) может навредить большинству и еще больше его ожесточить, я из рассуждений нашего автора так и не понял. Вот одно из них, относящееся к высоколобым критикам нынешней российской власти:

«Умники политологи не хотят видеть, что дорогая им шкала моральных и интеллектуальных ценностей для народной массы не может быть привлекательной, ибо обрекает её – массу – на безысходное прозябание внизу».

Ну, прямо по пословице: «Что русскому здорово, то немцу смерть»...

И все потому, что в российской «народной массе ностальгия по сильной руке, по порядку, по тотальной уравниловке всех в одинаковом подобострастном подчинении живёт и накапливается без всякого внешнего подзуживания».

Так что оставьте это пустое занятие, уважаемые умники, – в порабощенные бразды бросать живительное семя. Не приживется семечко свободы на скудной российской почве, не даст желаемых всходов...

Хорошо. Допустим. И предположим, что населению современной России до фени такие интеллигентские ценности, как сменямость власти или пресловутая и бесценная «свобода слова», как написал мне недавно один из новоявленных охранителей. (Именно так изобразил он эту «ценность»: со снижающим словечком «пресловутая» и в иронических кавычках.) А как насчет звучащих в не запрещенных пока оппозиционных СМИ призывов к властям меньше красть и больше вкладывать в медицину, образование или строительство дорог? Или это тоже народным массам по барабану? И еще больше озлобит их против вечно протестующих высоколобых?

В одном из своих трудов наш философ излагает упрощенную версию своей теории. Так сказать, вариант «для чайников». Современное государство уподоблено в ней плывущему по океану кораблю. На этом корабле имеются лоцман, дозорные на мачтах, «на мостике стоит капитан, окружённый помощниками, мичманами и боцманами, отдаёт приказы рулевому, выслушивает дозорных, принимает решения, вершит суд над ослушниками и нарушителями дисциплины». А в трюмном помещении гребцы налегают на вёсла, кочегары бросают уголь в топки, пушкари чистят пушки, повара готовят обед»..

Ну, и каково этим трудягам («угнетенным», «низковольтным») там, в трюме?

«Гребцам и кочегарам будет казаться, что их перегружают надрывным трудом, заставляют двигать корабль неведомо куда, когда в трюмах ещё полно запасов еды и пресной воды, львиная доля которых достаётся бездельникам, окружающим капитана или болтающимся в своих комфортабельных смотровых гнёздах на мачтах».

Эти настроения – вечный источник напряженности, чреватой взрывом. Того и гляди, случится «новый «Бунт на Баунти» или «Броненосец Потёмкин». Кто же затевает эти корабельные бунты, революции и гражданские войны? Отчаявшиеся несчастные работяги, которым нечего терять, кроме своих цепей? Никак нет! Виновники всему – лоцманы, боцманы и дозорные, которых приятель мой в другом месте называет «высоколобыми хозяевами знаний». Которые

«не в силах разглядеть глубинную суть верховной власти, описанную Томасом Гоббсом в его главном труде «Левиафан»: её главная роль состоит не в том, чтобы господствовать над всеми и вести народ за собой, но в том, чтобы служить арбитром между враждующими группами населения, между дальнозоркими и близорукими, между управляющими и управляемыми».

В общем, куда ни кинь, виноват все тот же российский образованный слой, сильно потрепанный большевиками и превратившийся, по выражению Солженицына, в «образованщину».

Но теории теориями, споры спорами, а российский корабль плывет себе и плывет, все более отдаляясь от материка под названием «Западная цивилизация». Мои друзья, которые вдруг превратились в неосменовеховцев, ухитрились перебраться на этот материк в то время, когда на мачте корабля развевался красный флаг с серпом и молотом. Теперь там полощется триколор, который все больше смахивает то ли на красно-коричневый, то ли на черный, пиратский. Те, кому это активно не нравится, один за другим перемещаются в наши края, чтобы не повторить судьбу тех, кого сбросили с корабля, предварительно отправив на тот свет.

Оставшаяся в России далеко не могучая, раздробленная кучка умников продолжает говорить, писать, кричать о том, что кораблю нужен капитальный ремонт, и что идет он ложным, гибельным курсом.

Между тем мой друг-философ, бывший диссидент, публиковавший в Сам- и Тамиздате труды, за которые мог получить до пяти лет ьлагерей, сегодня из своего безопасного западного далека призывает своих российских коллег уняться, не раскачивать лодку, обуздать свою патологическую страсть ниспровержения и посочувствовать пахану-капитану, взвалившему на себя труднейшую и неблагодарнейшую роль арбитра между трюмом и верхней палубой. Роль эта до того обременительна, что капитану на мостике порою чудится, что он заброшен в самый низ, в трюм, на самую тяжелую работу:

«Все эти восемь лет я пахал, как раб на галерах, с утра до ночи, и делал это с полной отдачей сил».

Это было сказано в Кремле 14 февраля 2008 года.

Девять с лишним лет минуло с тех пор, а он, болезный, все еще пашет. И, надо думать, долго еще будет пахать, грести, рулить и отдавать приказы с капитанского мостика. Он ведь там – «наше всё», властная вертикаль в одном единственном лице, так что можно не тревожиться: арбитраж обеспечен, режим не рухнет. Корабль, правда, будет ржаветь, дно обрастать ракушками и водорослями, ход его замедлится, но потонет он не скоро. На их – капитана и его сатрапов – век хватит вполне.

Владимир Фрумкин