Жива ли русская литература?

«Литература есть балованное дитя нации. Нет такого глупого и необразованного народа в мире, который бы не утешался и не гордился своими писателями и произведениями литературы. В этом равны и персиянин и англичанин».

Ф. Булгарин, из письма управляющему III отделением ЕИВ канцелярии.

Как известно, 2015-й в России объявлен годом литературы и выступая на его открытии, Путин заявил, что хочет поднять авторитет и влияние российских писателей в мире. Не думаю, что он способен на это, скорее, наоборот, но дело не в духоподъемных способностях Путина, а в том, что поднимать-то, кажется и нечего! Не так давно Сергей Соловьев писал: «Вычесть из России литературу – то же, что вычесть из человека его лицо». Боюсь, он оказался пророком – Россия теряет лицо!

Почему так произошло? Великая литература непременный спутник империй, каковы бы они ни были, и Герцен напрасно полагал, что «у народа, лишенного общественной свободы, литература – единственная трибуна, с высоты которой он заставляет услышать крик своего возмущения и своей совести». Практика нынешней России этого не подтверждает. Не умерла ли русская литература, в лоб спрашивает американский журнал Foreign Policy? Не отстучала ли копытами в сторону моря, вопрошаю я на чистом путинском? Не год ли траура по ней следует объявить?

Вопрос резонный. Ибо сейчас в США на русские книги приходится лишь 4,6% переводов (имеется в виду – на английский язык), тогда как на французские, испанские и немецкие гораздо больше. Конечно, сказывается и общее падение интереса и даже аллергия на все русское, но основная причина, боюсь, иная. Нет книг, достойных перевода!

Общий упадок культуры не мог не сказаться на литературе, более того, она отреагировала первой. Когда-то в шахты брали канареек, и пока они пели, а они не могут не петь, можно было работать спокойно. Эти птички очень чувствительны к метану и угарному газу и если вдруг замолкают и падают кверху лапками, то из шахты пора бежать! Похоже, что и российская литературная шахта то ли исчерпалась, то ли испытывает недостаток кислорода. Эта канарейка отчирикалась…

И пусть Дмитрию Быкову так не кажется, пусть он винит Запад, игнорирующий прекрасные русские книги, но спросим его, где они, эти книги? Что конкретно следует переводить? Самого Быкова? Однако его превосходные экспромты непереводимы, а книги неинтересны. Не занижает ли он планку? Не сам ли сформулировал максиму, которой не следует: «Вся великая литература пишется, чтобы Богу было что почитать»?

Переводить Пелевина? Переводят. Но пелевиных и на западе хоть пруд пруди, это не повод для величия. Прилепин? Но его стыдно читать, не то, что переводить, он пишет явно не то, что интересно Богу. Уж в чем в чем, а в отсутствии чувства вкуса творца не обвинишь!

Акунин? Но он, при всем к нему уважении, добротный ремесленник, не более, а речь идет о захватывающем дух величии. О горних высях. Владимир Сорокин? Да, он хорош, его переводят, но все же, все же… Где новые Достоевские и Чеховы, интересные западному и восточному читателю, где гениальные Гоголи, монументальные Толстые и блистательные Пушкины? Нет их…

Увы, такой же грустной канарейкой оказался и я сам, написав пять лет назад «Реквием по русской литературе» и похоронив ее раньше, чем Оуэн Мэтьюз из Foreign Policy. Причем сделал это строго научно, соорудив погребальный венок из диаграммы, увитой убийственной статистикой, приведя график угасания искусства русской изящной словесности – а ля Веня Ерофеев, и установив на могиле в качестве финальной плиты скрижаль увесистее Моисеевой.

Это таблица обращений Google к наиболее популярным писателям, составленная для Нью-Йорка и прочих культурных городов, включая Сидней, но исключая Москву, ибо последняя пользуется Яндексом и не может служить показателем. Увы, составлял я ее небрежно и впоследствии обнаружил много писателей, опережающих русских титанов пера. Что лишь подчеркивает тенденцию.
Сейчас, после статьи-некролога в американском журнале, самое время повторить эксперимент, но в этот раз ограничимся Нью-Йорком. Для грубого качественного анализа достаточно и этого, а точный – возможен ли он в столь тонком деле? Ну и еще потому Гугл, что именно он еще в 2004 году начал оцифровку мирового книжного фонда. В апреле 2013 г. отсканировано было более 30 млн. единиц. Сотрудники проекта оценили количество существующих в мире книг (без учета переизданий) в 130 млн. и намереваются оцифровать их, то бишь, сделать по-настоящему доступным все знание, доступное человечеству в печатной форме, уже к концу текущего десятилетия.

Итак, таблица. Первое, что бросается в глаза – общий и значительный рост числа обращений. Но сие не повод для восторга и не означает роста интереса к художественной литературе. Ларчик открывается проще: увеличилось как число пользователей Сети, так и поклонников данной поисковой системы. Мы живем во все более виртуальном мире!

Кстати, надеюсь, всем понятно, почему выбран именно Гугл, причем в английской версии? Потому что на его долю приходится от двух третей до трех четвертей всех пользователей в мире, а на английский – примерно такая же доля Интернета. Ничего не поделаешь, это язык мирового общения и чтобы узнать цену чему либо, в том числе искусству художественного плетения словес на русском, надо сделать запрос на английском. Гугл неплохой инструмент для объективной оценки уровня национальных литератур, во всяком случае, лучшего пока нет и всякие иные рейтинги, журнальные и прочие опросы, все они менее репрезентативны и более субъективны.

Или у вас имеются иные, более научные способы определения популярности? Какие же? Сто лучших произведений по версии журнала The Guardian?
http://www.theguardian.com/world/2002/may/08/books.booksnews
Или Топ-100 по версии журнала Newsweek?
Newsweek's Top 100 Books: The Meta-List - LibraryThing

Таких рейтингов в мире много, но все они страдают очевидным недостатком – весьма субъективны! Возьмитесь вы составлять такой список, и у вас получится совсем иной перечень произведений. А у вашей супруги он будет отличаться коренным образом!

Да, меня смутили флуктуации, возникшие при повторном опыте. Например, поразительный результат Генри Джеймса, число обращений к которому выросло до фантастических четырехсот с лишним миллионов! Этот скачок вывел его на первое место. Впечатляет и Вальтер Скотт, также обошедший Барда. Но и настораживает. Конечно, все мы ценим Джеймса и не путаем его с Джойсом, все с детства любим Скотта, но все же не до такой степени, чтобы считать их выше Шекспира!

Возможно, что удивляемся мы напрасно и эти скачки отражают неведомые нам процессы. Либо несовершенство методики. В конце концов, метод мы применили новый, малоисследованный. Однако списать эти вольты на причуды Гугла и Нью-Йорка, города замечательного, но не без странностей, не удастся. Ибо и в Yahoo Джеймса дает Шекспиру фору и в Bing.

А все дело в том, что главное при поиске по ключевым словам не имя, а фамилия. И надо же было такому случиться, что в 2011 г., то есть уже после составления мною первой таблицы, британская писательница Эрика Л. Джеймс опубликовала ставший чрезвычайно популярным эротический роман «Пятьдесят оттенков серого», по которому поставлен не менее популярный фильм. Проще говоря, cherchez la femme.

Тем же, видимо, объясняется и взлет популярности Скотта. Сборник новелл “The Kept” молодого американского писателя Джеймса Скотта получил хорошую прессу и в январе 2014 г. о нем писала даже «Нью-Йорк Таймс».

Куда труднее объяснить результат Бальзака, он единственный, потерявший в числе обращений, причем так резко (падение в пять раз!), что из таблицы его можно исключить.

В общем же, иной объективности у нас для вас нет, как говорил товарищ Сталин. Поэтому, призвав на помощь музу (обратите внимание, кстати, целых пять из девяти классических муз курировали искусство изящной словесности!), возьмем литбыка за рога и подчеркнем главное: русских писателей в рейтинге всего четверо. И они в третьем десятке. Тогда как писавших на английском двенадцать и они в верхней части таблицы, франкофонов одиннадцать (также среди лидеров), плюс три немца и один итальянец – и эти на высоте.

Может быть, рука руку моет и самовлюбленный запад предпочитает своих? Как будто нет, там очень уважают толстый русский роман, а в США даже возрождается любовь к этой монументальной форме и американцы снова пишут неподъемные тома! Да и что значит – свои? Чуковский отмечал: «Прочтите, что пишут американцы о Толстом, или французы о Чехове, или англичане о Мопассане – и вы поймёте, что духовное сближение наций – это беседа глухонемых».

Обратите также внимание: русская литература для запада это в первую очередь синоним и символ толстого романа и психологической драмы. Потому-то в нашей таблице Толстой, Достоевский и Чехов. К тому же эти авторы жили и писали в близкой западу системе культурных координат, в западном духовном пространстве – в отличие от Гоголя, столько лет прожившего в Риме, но так и оставшегося для Европы совершенно непонятным реликтом, экзотическим туземным писателем, о чем и свидетельствует Гугл: Nikolay Gogol – 0,5 млн. Он для запада немногим отличается от блистательной Сей-Сёнагон, фрейлины японской императрицы эпохи Хэйан, жившей во времена князя Владимира. И в данном случае Чуковский прав вдвойне!

Но как бы то ни было, а выходит, что прославленное величие русской литературы сильно преувеличено! Поверка гармонии алгеброй показывает, что это типичная мифологема, столь характерная для русского народа. Точно так же он сочиняет свою историю – она у него относится скорее к художественному вымыслу, к литературе, чем к науке.

Впрочем, не все так плохо. Если глянуть с другой стороны, то наша сборная на почетном третьем месте в общем зачете! Опережая как немцев и японцев с их давними литературными традициями, так и прочих новоявленных американцев с поляками. Хотя те, в свою очередь, отыгрались по числу литературных нобелиатов, что еще раз свидетельствует о ненадежности и субъективности иных методов определения значительности и востребованности мастеров художественного слова в сравнении с предложенным мною.

К сожалению, и эта скромная радость патриотов окажется преждевременной. Ибо почетное третье место россиян – всего лишь результат моей небрежности. Если бы я не упустил в творческой спешке многих писателей, то Dan Brown занял бы первое место с умопомрачительным результатом 950 млн.! На второй ступеньке пьедестала та же E.L. James – 576 млн. Они обошли даже Библию (405 млн.). И целая шеренга блистательных авторов: Henry Miller – 176, Thomas Mann – 151, James Joyce – 117, Homer – 105, Mark Twain – 52,4, Ernest Hemingway – 20,1, Carlos Castaneda – 20, Edgar Allan Poe – 19,4, William Faulkner – 18,5, Miguel de Cervantes – 18,4, Albert Camus – 16,6, Franz Kafka – 14,2, Toni Morrison – 13,7 и так далее.

Включи я их в таблицу, и в ней не осталось бы места даже для Пушкина, он ушел бы далеко в четвертый десяток. Он, солнце нашей поэзии, наше все! Так несколько опрометчиво считал Аполлон Григорьев, но, кажется, наше все потихоньку покидает корабль современности, его даже сбрасывать не пришлось, к чему пламенно призывал Маяковский. Который – ирония судьбы – сам не удержался на палубе и его результат в Гугле (Vladimir Mayakovsky – 0,34 млн.) далеко уступает пушкинскому.

Грустно? Как сказать. Мир надо видеть таким, какой он есть, а не каким хочется видеть. В том числе и мир русский…

Но, возразите вы, есть еще один способ измерения величия, весомый, грубый и зримый. Не упустил ли автор из виду главный предмет, без которого литература вообще невозможна, от которого она даже имя взяла, твердый носитель литер – книги. Вот инструмент! Число их названий и тиражи – не они ли свидетельствуют о писательском величии и популярности?! Ведь это очевидно!
Нет, не очевидно. Поскольку в этом случае в лидеры выйдут Мао Цзе Дун, Ленин и Гитлер. Но даже если говорить серьезно, то технически использовать книги в качестве мерила трудно, ибо для объективного сравнения потребуется суммировать все тиражи книг данного автора, изданных во всех странах с момента первой публикации. Причем следует учесть рост населения, его грамотности и социально-политической обстановки в стране, а значит и распространения книгопечатания.

Тут много нюансов. Популярные книги в приснопамятном СССР выходили тиражами в сотни тысяч, сейчас в России они редко превышают пять тысяч. Когда-то Вольтером упивалась вся читающая Европа, его издавали и переводили в каждой цивилизованной стране, а сейчас? Когда вы читали его в последний раз? Когда его последний раз перепечатывали на вашем языке?
Нет, господа, не все так просто! Во-первых, величие не слишком тесно связано с популярностью, они могут не совпадать во времени, что мы и рассмотрели на примере Вольтера, а последняя, к тому же, бывает разного качества. Вот, к примеру, журнал «Тайм» объявил Путина человеком года. Почетно? Как будто бы да. Если бы первое место с президентом России не разделила корейская рэперша…

Или возьмем современную русскую литературу: по тиражам и названиям изданных книг много лет лидирует Дарья Донцова. И хотя ее звездные часы (в 2010 г. тираж ее книг по данным Книжной палаты достиг 5,5 млн.) уже позади, все же и в 2014 г. вышло 95 названий общим тиражом 1,683 млн. экземпляров! На втором месте Рекс Стаут (1,132 млн.), на третьем Татьяна Полякова и Александра Маринина (58 и 50 книг, изданных тиражом 663 и 661 тысяча экземпляров соответственно). Ничего не скажешь, это истинный полет валькирии! Увы, над мелколесьем…

Да, Донцова феноменальна, но число обращений к Darya Dontsova в Гугле всего 36,5 тыс., тогда как у не столь растиражированных Vladimir Sorokin – 392 тыс., у Boris Akunin – 370 тыс., у Victor Pelevin – 137 тыс. Тоже негусто, но именно Сорокины и Акунины формируют в мире образ русской литературы, а не Донцова с Марининой. Во всяком случае, хочется в это верить.

Впрочем, и на западе среди новых книг лидируют детективы, дамская проза, фэнтези и прочий куртуазный маньеризм, легкое чтение, беллетристика на разлив. Вспомните хотя бы феноменальные тиражи Джоан Роулинг! В отрезвляющем Гугле однако у нее всего 0,53 млн. обращений, что еще немало для современного автора. Исключения единичны, это Дэн Браун и Э.Л. Джеймс, и вызваны они спецификой современной масс-культуры, которая все более масс…

Думаю, еще лет через пять все вернется на круги своя, лидером снова станет Бард и, как вы, должно быть, уже сообразили, никакого противоречия между большими тиражами и малым числом обращений нет, наоборот, все совершенно естественно. В любом компьютере есть две памяти – оперативная и постоянная. В первую заносится новая информация, большая часть которой затем стирается, тогда как вторая хранит устоявшиеся, надолго необходимые данные, сгрупированные в базы и файлы, то есть, в аналоги библиотек. Точно так и книги покупают и печатают преимущественно новые, они как та осетрина должны быть свежими. Они должны быть модными и если не культовыми, то статусными, которые «все читают», ибо так принято в вашем социуме. Библиотеки же формируют из книг солидных, выдержавших проверку временем.

Разумеется, большую часть модных книг второй раз никто из вас читать не будет. А ваши дети вообще к ним не прикоснутся, житейская практика убедительно это показала. Да вы и сами легко избавитесь от них при переезде в новое жилье. Тогда как классиков, которые вам еще в школе надоели, вы покупать не будете не по этой причине, а потому что они давно стоят у вас на полке, их еще отцы и деды приобрели. Эти книги при переезде и вы сохраните. И даже будете иногда перечитывать.

Точно так поступает и Гугл, точнее, отражает ваши повадки. Не лично вас, а Homo sapiens как вида, как Homo legens, который потому и разумен, что читает. Гугл отсеивает самое важное, то, к чему обращаются постоянно, на что равняются, что остается с нами навсегда, в отличие от детективов Донцовой, не самых плохих, кстати. И потому его данные следует уважать и изучать.
Что касается роли книг, то с огорчением должен заметить, что в 2014 г. выпуск книг и брошюр в России в очередной раз сократился, на этот раз на 10,6%, и составил 485,5 млн. экземпляров (рекордным был 2008 г. – 760,4 млн. экз.). Из них на литхуд пришлось 120,6 млн., остальное учебники, техническая литература, книги для детей, сборники нормативных актов и пр. Иными словами, в самой некогда читающей стране перестают ценить художественную литературу. Да и вообще перестают читать.

«Оценивать художника надо не по силе успеха, а по мощи поражения» — писал Фолкнер. Точно так же можно оценивать и литературу в целом. В том числе и русскую.

Юрий Кирпичев