Вы здесь
Действия власти направлены не на развитие страны, а на стабилизацию бедности
2017 год принесет россиянам «медленное ухудшение» уровня жизни, которое затронет «значительные группы людей», считает член комитета Гражданских инициатив, заместитель директора Национального исследовательского института мировой экономики и международных отношений, экономист Евгений Гонтмахер. В интервью RFI он поделился своими прогнозами на будущий год и рассказал о ценах на нефть, валютных курсах, западных санкциях и о теории «черного лебедя», согласно которой коренные изменения могут произойти совершенно неожиданно.
Чего следует ожидать российским гражданам в 2017 году? Прогнозы разнятся: медленный подъем, стагнация, скептики говорят, что некий спад продолжится. Ваш прогноз?
Есть близкие прогнозы по росту ВВП, или, допустим, стагнации. Но если говорить о гражданах, об их уровне жизни, я думаю, что 2017 год продолжит ровно то, что было в 2016-м: медленное ухудшение реального положения — не всех, конечно, но значительных групп людей. Это будет, и здесь нет никаких сомнений.
Но наметились же обнадеживающие тенденции: значительный, на 17% рост цен на нефть, главный источник поступления в бюджет; укрепление рубля, снижение курса доллара и евро…
Это не такие большие деньги, давайте не будем преувеличивать. Во-первых, был (уровень цен на нефть), допустим, $40 за баррель, теперь — $55, может быть, даже будет $60. Но это — не $100, и не $120, как когда-то было.
Второе: я просто хочу напомнить, что в 2013 году, еще до падения цены на нефть и до санкций, до нашего кризисного внешнеполитического положения, нефть стоила $108 или $110 за баррель. А рост ВВП был всего 1,3%. И уже тогда реальные доходы населения за 2013 год выросли чуть-чуть, но это было близко к нулю.
Наша экономическая модель такова, что от дополнительных доходов за счет какого-то повышения цены на нефть практически ничего не меняется. Это абсолютно разные величины. Ну придет в наш бюджет лишних 500 миллиардов рублей, но это абсолютно не перекрывает, допустим, необходимость полноценной индексации пенсий. В этом году мы уже одну пропустили — сделали ее чисто символической, работающим пенсионерам вообще ничего не проиндексировали.
В этом году весь год шло реальное падение доходов. В каких-то секторах зарплаты, может быть, немножко повысились, но в целом доходы падают. Речь о том, что эти колебания — нефть, рубль, доллар — это плюс-минус 0,1- 0,2% (роста ВВП).
Тенденция заключается в том, что обвального снижения уровня жизни в ближайшие годы, видимо, не будет. Наверное, потому что это чревато какими-то политическими и социальными проблемами. Впереди выборы президента в 2018 году, и вы понимаете, что под выборы никто не собирается резать доходы людей. Может быть, даже какие-то «примочки» будут сделаны. Но роста в ближайшие лет 5–10, я думаю, не будет.
Помните двухтысячные годы? Особенно — вторая половина…
«Жирные нулевые»
Да, вторая половина двухтысячных, когда средняя зарплата ежегодно росла на 10–15%, когда пенсии повышались действительно довольно серьезно, и люди это чувствовали.
В ближайшие пять-десять, боюсь, что даже пятнадцать лет такого больше не будет. В лучшем случае будет либо остановка этого падения, то есть стабилизация, а если будет реальное содержание, с учетом инфляции, то и какой-то символический рост на 1–2% в год, который люди практически не чувствуют. Пока видение такое. Но это, я повторяю, оптимистический вариант. Вариант более вероятный — что будет продолжаться медленное, но снижение.
Кроме того, дело ведь не только в реальных доходах, не только в деньгах, которые люди получают. Образование, особенно — здравоохранение…
Посмотрите, что происходит? В здравоохранении очень быстро нарастает платность, причем платность взамен бесплатности. То есть у людей снижается доступ к услугам здравоохранения, особенно в условиях, когда у нас многие зарплаты — 22 тысячи рублей в месяц. Так вот на 22 тысячи рублей в месяц человек — особенно если он обременен семьей, малолетними детьми — не сможет купить услуги здравоохранения. Это очень большая проблема, и, к сожалению, видимо, она долгосрочная.
А отмена западных экономических санкций — секторальных и банковских, если российские банки получат доступ к кредитам — каким-то образом сможет повлиять на экономическую ситуацию в России в плане улучшения? Или это как колебание курса доллара?
Нет, не смогут по очень простой причине: если говорить, допустим, о кредитах, то даже после отмены санкций — я надеюсь, что это случится рано или поздно, потому что санкции, это, конечно, плохо — есть понятие страховых рисков. То есть любой более-менее квалифицированный банк перед тем, как дать кредит, взвешивает: а, вообще он (кредит) вернется? Под какой процент дать, если риски повышены? Россия — страна очень высоких политических рисков, даже без санкций. Это все понимают.
Политических? У нас же политическая стабильность.
Мы понимаем цену этой «стабильности»! В любой момент сейчас может случиться что угодно. На Западе, а сейчас и у нас, популярна теория так называемого «черного лебедя». Она не новая, просто очень красиво названа — «черный лебедь» прилетел…
На самом деле российская история соткана из каких-то совершенных неожиданностей, которые переворачивают все. Тот же февраль 1917 года, при том, что предпосылки накапливались. Но конкретно, кто мог сказать в феврале в Петрограде, что через два дня самодержавие закончится? Владимир Ильич Ленин еще в конце 1916 года, сидя в швейцарской ссылке, писал…
«Мы, старики, не доживем…»
Писал своему другу, по-моему, в Россию, о том, что «вот, сижу тут, и я думаю, что мы не доживем». А меньше чем через год он возглавил страну.
А возьмите август 1991 года — кто мог подумать весной 1991 года, что через несколько месяцев Советский Союз в одну ночь развалится?
Возвращаясь к этому (рискам). Профессиональные банкиры, профессиональные инвесторы это всегда оценивают. Потому что наша политическая система — не демократичная. Институты, которые реально дают стабильность — в лице выборов, независимого суда, гарантии частной собственности — все это у нас пока не сложилось. Поэтому радикально изменить ситуацию — конечно, в длинном периоде, то есть пять-десять лет — могут только реформы, которые мы сами можем проводить.
Не дорогая нефть, не укрепление рубля, не отмена санкций — только структурные реформы. Очень многие об этом говорят, вкладывая в это понятие разное. Что вы вкладываете в термин «проводить структурные реформы российской экономики»?
Действительно, сейчас идут диспуты. И люди, стоящие на самых разных позициях, и официальные лица — даже самые первые, тоже говорят, что нужны реформы.
Лично я считаю, что надо начинать с реформы государства. Если мы не поменяем наше государство, которое устроено очень специфическим образом, ни одна реформа не будет обречена на успех.
Вот возьмите близкую мне пенсионную реформу 2002 года — я был одним из авторов этой реформы. Она была неплохая. Причина неудачи пенсионной реформы 2002 года и вообще кризиса пенсионной системы — это действия государства, которое не смогло правильно этой реформой управлять.
Это же очень важный момент — не просто ее запустить, а правильно отслеживать, корректировать и так далее.
То же самое и любые экономические реформы. Сколько написано самых разных документов, где очень красивые вещи про экономику сказаны, а все идет в другую сторону. Поэтому (нужна) реформа нашего государства. Я лично считаю — вот с этого надо начать.
Наверное, можно проводить реформы. Кстати, очень важен общественный характер этих реформ. Это очень сложный процесс, и эти реформы должны быть обсуждены, как-то обкатаны, продискутированы очень разными слоями. У нас ведь тоже есть какие-то группы и бизнеса, и общественные организации, и гражданское общество. Безусловно, это очень сложная, работа, и это оттягивает начало реформ. Кому-то хотелось бы начать их завтра, а я считаю: давайте начнем их послезавтра, но чтобы они все-таки были с каким-то шансом на успех.