Вы здесь
Столетнее хождение американцев по кругу, от открытия России к разочарованию
За последние 100 лет отношения между США и Россией постоянно меняли полюса: очередную фазу любви непременно сменяла очередная фаза ненависти. Почему?
В 1917 году Вудро Вильсон, заявляя о вступлении США в Первую мировую войну, заметил, что в лице новой России американцы обрели нового демократического союзника.
Те, кто понимает Россию, сказал президент-демократ, знают, что "в душе она демократка" - в том, что касается интеллектуальных движений, главных жизненных привычек и "интимнейших моментов народных отношений".
А деспотическая монархия, по словам Вильсона, имела "нерусское происхождение".
Уверенность профессора Принстонского университета Вильсона в том, что русские - от природы демократичный народ (в отличие от наполовину немцев Романовых) и прекрасный союзник для Америки, потерпела страшный удар с приходом к власти большевиков.
Для Вильсона, как говорят нам его биографы, большевизм был не только революционной заразой, но и угрозой для новой американской миссии - построения либерального миропорядка.
Союз большевиков с кайзеровской Германией нарушал естественный ход вещей и прекрасный замысел.
Большевики: террор и романтика
В конце 1917 года Вильсон начал писать программу из 14 пунктов - ответ Ленину и формулу американского миропорядка. Позже Вильсон направил американские войска на русский Север, в Архангельск и Мурманск, чтобы оказать помощь демократической оппозиции в России.
Американцы помогли группе социалистов, противников большевизма, создать демократическое правительство в Архангельске и даже новую русскую валюту, привязанную к американскому доллару. Главным консультантом по финансовой части стал британский экономист Джон Мейнард Кейнс.
К большому разочарованию Вильсона, демократия в России провалилась с треском, а большевизм почему-то одержал верх и построил новое государство, которое США отказались признать.
Ни Вильсон, ни критики его мессианских идей в Конгрессе не могли объяснить, почему безбожный, нелиберальный, люто враждебный бизнесу режим оказался успешным, а его противники оказались в эмиграции или в лагерях. Куда же смотрел генетически демократичный народ? Большевистский террор давал готовый ответ на вопрос, но этот ответ удовлетворял не всех.
Американцы, приехавшие в Россию миссионерами и для оказания гуманитарной помощи, находили у большевиков вкус к жизни, которого уже не было в старой Европе. Они с одобрением смотрели, как большевики хоронят дворянское землевладение и церковь - два оплота старого режима.
А некоторые, среди них журналист Джон Рид и его приятель дипломат Уильям Буллит, под влиянием великой русской литературы видели большевизм эманацией "загадочной русской души".
Раздор же между Вильсоном и Лениным они считали недоразумением, которое можно рассеять, пригласив новых властителей России на международный переговорный форум.
Никто из влиятельных политиков и мыслителей в США ни в то время, ни позже, не признал главного: распад старой российской государственности, при всех ее недостатках, не мог привести к власти благонамеренных демократов, а лишь породил безжалостную кровавую диктатуру.
Англичане, другие разочарованные союзники России, видели, в чем корень зла, и относились к нему прагматично. Они предпочли бы Ленину другого, ориентированного на Англию, диктатора.
Их очень серьезно беспокоила революционная пропаганда большевиков в Индии и других британских колониях. Но когда белые потерпели поражение в Гражданской войне, Великобритания тут же заключила с большевиками договор о торговле.
Сталин и великий социалистический эксперимент
Известно, что США не устанавливали дипломатических отношений с Советским Союзом до 1933 года.
В советской историографии считалось, что Франклин Рузвельт пошел на признание советского государства из-за геополитических соображений: роста японской угрозы на Дальнем Востоке и прихода нацистов к власти в Германии.
На деле все было иначе. С началом "нового курса" к власти в США пришли новые люди, которые были убеждены в том, что политика старых политических элит потерпела крах. Эти американцы презирали старую Россию, но поверили в Советский Союз.
Сколько российские эмигранты, от антикоммунистов до изгнанного из СССР Льва Троцкого, ни разоблачали "сталинскую тиранию", сфальсифицированные процессы над врагами народа и другие жестокие деяния режима, эффекта не было. Американские левые были склонны считать Сталина великим социалистическим экспериментатором.
Даже британцы на этот раз включились в хор романтиков. Фабианские социалисты Сидней и Беатрис Уэббы, основавшие Лондонскую школу экономики, полагали, что советская власть движется в сторону демократии, пусть и не западного образца.
Под рождество 1934 года первый американский посол в СССР Уильям Буллит привез в Москву целый "экспедиционный корпус" романтически настроенных американских дипломатов, среди которых были будущие звезды госдепа Джордж Кеннан и Чарльз Болен.
Американцы (об этом хорошо написали историки Ф. Кастильола и А. Эткинд) впитывали в себя все русское с жадностью молодых ориенталистов. На американские посольские ассамблеи приходили большевистские лидеры, писатели и музыканты.
Американцы открыли для себя мир русской творческой интеллигенции Москвы - тот самый мир, который впоследствии очаровывал два поколения американских советологов.
Немаловажно было и открытие молодых и прекрасно образованных русских женщин - балерин Большого театра.
Первоначально Сталин играл для американцев роль радушного хозяина-тамады, но вождь довольно скоро разочаровался в своих гостях. Видимо, он тогда не получил от Рузвельта того, на что рассчитывал.
Тамада исчез, его место занял тиран-ксенофоб. Московскую интеллигенцию как холодным ветром сдуло. Балерины, все до единой агенты НКВД, пропали из виду. Буллит и его помощники в ужасе узнавали, что многие из завсегдатаев их приемов арестованы, сгинули в лагерях, расстреляны.
Историки полагают, что именно этот переход от "первой любви" к ужасу и разочарованию породил будущих идеологов холодной войны против СССР и сталинской диктатуры.
Та страна, которая так очаровала американцев в 1934 году, оказалась проклятым местом, где всяк входящий должен был оставить свои надежды навсегда.
Молодой Джордж Кеннан, любивший русскую литературу, должен был лучше других быть подготовлен к такому повороту событий. В его дневнике еще до его приезда послом в Москву мы находим выписку из Лермонтова: "Прощай, немытая Россия! Страна рабов, страна господ…".
Он с любопытством вычитывал из немецкой и англоязычной литературы о призвании древними восточными славянами варягов. "Княжите и владейте нами. Мы радостно обещаем полную покорность. Весь труд, все унижения, все жертвы мы берем на себя; но не мы судим и решаем".
Но Гитлер напал на СССР, и в воображении многих американцев вновь воскресла Россия Льва Толстого, страна "Войны и мира".
Сталин возродил православную церковь. Новый патриарх Сергий оказался на обложке журнала "Тайм" за декабрь 1943 года.
Даже Кеннан, прозревший в отношении сталинской диктатуры, стал называть русских великим народом, готовым участвовать в решении судеб мира. Рузвельт был более чем любезен со Сталиным в Тегеране и в Ялте, а его администрация давала работу агентам Кремля, левым американцам, работавшим на СССР по идейным соображениям, из благодарности за его вклад в разгром фашизма.
Руководители министерства финансов США сделали Москве выгодное предложение - стать третьей по вкладу и влиянию державой в послевоенных международных организациях - Международном валютном фонде и Всемирном банке.
Маниакально подозрительному Сталину этого показалось мало. СССР упустил шанс занять в системе финансового глобализма уникальное место, которое много лет спустя досталось Китаю.
Русофилия в годы холодной войны
Даже в годы холодной войны, когда СССР надолго стал смертельным врагом Америки, многие американцы продолжали вновь и вновь "открывать Россию", чтобы позже в ней горько разочаровываться.
Через года два после смерти Сталина сменившие его кремлевские правители успешно повторили опыт обольщения американских дипломатов (послом США был опытный Чарльз Болен).
Американцы были в шоке от советского спутника, но восхищались русским балетом и музыкальными виртуозами. Даже Хрущев, грозивший американцам: "Мы вас похороним!" - казался многим новым Петром I, приехавшим в США учиться у фермеров Айовы и инженеров Форда.
Историк Д. Фоглесон считает, что даже в 1960-е годы те американцы, которые проклинали коммунизм, могли быть русофилами, мечтавшими о том, как однажды Россия воскреснет для свободы и восстанет из тоталитарного морока, словно град Китеж.
Большинство специалистов-советологов также оказались не ястребами на службе ЦРУ и Пентагона, а энтузиастами русско-советской интеллигенции, которые подобно "экспедиционному корпусу" Буллита, использовали деньги американских налогоплательщиков и благотворительных фондов на удовлетворение своей личной любви к русскому языку и культуре.
В моде были даже русские разведчики. Придя в Белый Дом в 1961 году, Джон Кеннеди уполномочил своего брата Роберта наладить доверительные отношения с молодым офицером ГРУ Георгием Большаковым, работавшим под легальным прикрытием в советском посольстве в Вашингтоне.
От "империи зла" до Горбачева
Период советско-американской разрядки 1972-75 годов был временем больших надежд - но он же стал временем кризиса русофильских настроений.
Ричард Никсон и Генри Киссинджер считали СССР вторым изданием отсталой и милитаристской России, но прагматически полагали, что с Леонидом Брежневым нужно иметь дело и можно заключать соглашения.
Так не считала, однако, молодая американская левая интеллигенция - особенно американские евреи, стремившиеся добиться для своих советских соплеменников свободы эмигрировать в страну предков или на Запад.
В США возникла странная антисоветская коалиция новых левых и старых правых, по разным причинам призывавших к изоляции и остракизму "России".
Ввод советских войск в Афганистан был для этих людей отличным поводом объявить о своей правоте. Ведь они уже много лет говорили, что с советским режимом разговор должен быть коротким и на языке силы.
Режим, который гноит диссидентов в тюрьмах и вторгается в другие страны, заслуживает названия "империи зла". Рейган, произнесший эту фразу в 1983 году, казалось, подвел черту под американским обольщением русскими.
Но не тут-то было. Вскоре сам Рейган стал неофитом-русофилом.
После бесед о русской культуре, которые с ним вела швейцарская славистка Сьюзан Мэсси, американский президент поверил, что русские люди мало изменились под гнетом коммунизма.
Вместо тоталитарных шеренг в воображении президента возник загадочный образ "святой Руси" с жар-птицей и богатырями, и русскими людьми, которые могли быть внешне коммунистами, но жили с затаенной верой в Бога.
В конце рейгановского правления прежняя матрица американского отношения к России начала возрождаться, словно птица Феникс из пепла.
Только на место природного демократа-народа пришел природный демократ Михаил Горбачев, который выступил освободителем народа от тоталитарного морока - и от надоевшей всем холодной войны.
На этот раз американская "первая любовь" длилась довольно долго - даже тогда, когда Горбачев совершенно потерял поддержку своих сограждан и покинул Кремль.
Много лет спустя после развала СССР американцы продолжали недоумевать, почему русские отвергли такого симпатичного и толерантного лидера, предпочтя ему грубоватого популистского демагога Бориса Ельцина.
Ряд влиятельных американцев, политологов и экономистов приезжали в Москву "помочь Горбачеву" (в то время как другие явились чуть позже "помочь Ельцину").
Некоторые предлагали оказать умиравшему СССР большую финансовую помощь, своего рода новый "план Маршалла".
Эта идея была заведомо нереалистичной: администрация Джорджа Буша-старшего, да и конгресс никогда бы не утвердили щедрую помощь недавнему (а также неразоружившемуся) врагу.
В то время как одни американцы стремились помочь "новой России" освободиться от коммунизма и перейти к рынку и демократии, другие готовились праздновать победу в холодной войне.
С высоты прошедшего времени легче понять, почему ельцинская Россия сменилась путинской.
Второй раз за одно столетие разрушение прежней, всем опостылевшей государственной машины привело не к либеральной демократии по западным образцам, а к диктатуре. На этот раз, по счастью, не очень кровавой и вполне консервативной, сочетающей в себе популизм с насилием, а ностальгию по империи - с циничным денежным олигархатом и открытыми границами.
Для США такой результат, однако, явился неприятным сюрпризом. Билл Клинтон в 1993 году восхищался тем, как умело и тактично его предшественник Буш помог Горбачеву посадить разваливающийся СССР почти мирно на свалку истории. Клинтон мечтал помочь Ельцину осуществить следующий маневр: поднять Россию из руин советской империи и включить ее в "семью цивилизованных стран".
Ближайший помощник Клинтона, Строуб Тэлботт, в молодости специализировался на Тютчеве и Маяковском. Американцам казалось, что они вершат историческую миссию - подсказывают российскому руководству, что и как делать в интересах будущей демократической России.
Мода на антиамериканизм
Уже к 1999 году стало ясно, что американская миссия провалилась. Ельцину и другим россиянам быстро надоело быть в положении американских учеников.
Они не считали себя ни в коей мере проигравшими холодную войну. Их раздражало, что США не сделали новой России выгодного предложения: не дали "плана Маршалла", не признали первенства в постсоветском пространстве.
Довольно скоро американские помощники стали чувствовать, что они в Кремле неугодны. Антиамериканизм стал политической модой в Москве, а затем и новой российской идеологией.
Решение администрации Клинтона в 1994 году начать расширение НАТО на Восточную Европу вызвало яростные споры в Вашингтоне, в которых участвовал даже пожилой Кеннан, стоявший на русофильской позиции.
Победила прагматическая позиция: давая НАТО новую жизнь, США тем самым подтверждали свою ведущую роль в Европе и мире после холодной войны.
Вопрос об архитектуре безопасности, которая бы включала Россию и бывшее советское пространство, был отложен на неопределенное будущее.
Россия - такая большая и непредсказуемая - шагала в 1990-е годы от кризиса к кризису - рассуждали сторонники НАТО.
Расширение блока, продолжали они, поможет избавить российские элиты раз и навсегда от опасности имперского рецидива. Этими же соображениями диктовалось внезапное даже для его помощников решение Джорджа Буша-младшего в апреле 2008 года включить в НАТО Грузию и Украину.
Ангела Меркель возражала, но, как обычно, американцы продавили свое решение.
Столкнувшись со злой и агрессивной реакцией на это в Кремле в 2008-2014 годах, особенно в вопросе о внеблоковом статусе Украины, американцы совершили очередной предсказуемый вираж от иллюзий к разочарованию.
После аннексии Крыма, американские элиты всех направлений, от левой до правой, снова записали Россию в разряд главного геополитического врага США.
Так сегодня считают уже не отдельные республиканцы (Мик Ромни, Джон Маккейн), а весь политический истэблишмент.
Как и в раннюю эпоху Рейгана, сегодня кабинетные стратеги в вашингтонских офисах предлагают не просто сдерживать "путинский режим" от новых агрессий, но по сути принудить его к полной и безоговорочной капитуляции.
Американское преобладание над Россией в экономике, финансах и вооружении настолько очевидно, что успех этого дела не подвергается сомнению. Иного, как бы, не дано.
Присутствуем ли мы при окончании американских обольщений и терзаний по поводу России? Это было бы неудивительно: в нынешней России все труднее обнаружить предметы для очарования.
Давно уже истаял в дымке прошлого образ народа-демократа. Многострадальная интеллигенция с ее всемирной миссией сменилась интеллектуальной тусовкой местного значения.
Конечно, Pussy Riot вызвали шквал солидарности в международном сообществе, но вряд ли кто-то станет сравнивать перформанс этих молодых женщин с деятельностью великих русских диссидентов прошлого.
Не случайно критики "путинизма" упорно повторяют, что сегодняшняя Россия - всего-навсего "бензоколонка с ракетами". Так же, впрочем, говорили в США о ельцинской России в 1990-е годы.
Американцы в поисках самих себя
Столетнее хождение американцев по кругу, от открытия России к разочарованию ею, отражает не только российские реальности, привлекательные и прискорбные, вызывающие сочувствие и отвращение.
Это хождение является и частью поисков самих себя американцами. Загадочная громадная евразийская страна не укладывается в американскую матрицу.
И Обама с его "перезагрузкой", и Трамп, который недавно обещал "большую сделку" с Путиным, черпали свои иллюзии из одного и того же культурно-исторического резервуара.
Но представим, что Россия действительно перестала быть для американцев предметом любви-ненависти, объектом для самоопределения, и превратилась в странную агрессивную бензоколонку.
Кто же тогда заменит ее в американском мироощущении? Китай? Исламский мир? Где та другая большая страна, которая дает столько поводов для любви и для ненависти?
Есть явная нестыковка между зашкаливающей яростью по поводу нечестивой России и ее вмешательства в американские выборы - и отсутствием реальных доказательств, как геостратегических, так и экономических, о том, что Кремль действительно угрожает жизненно важным американским интересам.
Разгневанная публика ждет все новых деталей о "сговоре" Трампа с русскими. Ситуация в чем-то даже хуже, чем в годы самой острой холодной войны.
Русские шпионы и хакеры приобрели характер зловещих суперменов. Разговаривать с русскими послами и военными, даже изучать "врага" становится ненужным и подозрительным занятием. Могу ошибаться, но, кажется, пострадало даже отношение к изучению русской культуры.
Было бы интересно узнать поподробнее, что же такого "смертельно опасного" может сделать Путин и "бензоколонка с ракетами" против США и либерального миропорядка?
В газетных констатациях путинского "вызова" повторяется расхожий набор аргументов. О клептократии, краже чужой собственности, подозрениях в убийстве несогласных, вмешательстве в выборы, клонировании нелиберальных режимов в Венгрии и даже в Польше.
Но если все это так, те американцы, которые зачисляют Путина в категорию Саддама Хусейна и Каддафи, не должны так удивляться, что он не торопится сдаваться и модернизирует ядерное оружие.
Похоже, отношение США к России и ее режиму остается иррациональным. А если так, то вполне возможно, что довольно скоро на смену фазе ненависти и вражды неминуемо придет новая фаза обольщения.
Повод найдется. Будущее остается загадкой, но ясно одно - ни очередной виток ненависти, ни будущие иллюзорные обольщения не приведут к построению долгосрочных и взаимоуважительных отношений между двумя странами.
Владислав Зубок
профессор Лондонской школы экономики и политических наук