Вы здесь
Ирак после хаоса
Слово «покой» давно забыто в Ираке. Тем не менее, с большими оговорками минувший год можно считать относительно «мирным». Во всяком случае, в конце 2017 было объявлено о завершении гражданской войны и освобождении от ИГИЛ около трети его территории. Год уходящий прошел под знаком политического обновления. Под самый занавес его страна получила новый парламент, премьера и президента. Что это за результат – попробуем разобраться.
13 мая в Ираке прошли парламентские выборы. Представить что это такое с европейскими мерками довольно сложно. Сколько, к примеру, партий может пройти на 631 место в германском бундестаге? В нынешнем их 5. А всего в стране их чуть больше 30. В Литве, где избирательная система смешанная, на 161 место в Сейме могут попасть представтители 6-7 партий. И всего их тоже около 30.
А вот в Ираке в выборах на 329 мест участвовали 29 партийных блоков, представляющих около 200 партий с более, чем 7 тыс. кандидатами, из которых в парламент прошли 18! Стоит ли удивляться, что при таком раздрае даже тройка лидеров, набравших максимум голосов, сумма суммарум не набирают парламентского большинства. Для этого требуется 165 мест, а они получили лишь 143.
Столь корпускулярная политическая распыленность характерна для страны, расколотой этно-конфессиональными интересами (шииты, сунниты, курды) и вместе с соседней Сирией, погрязшей в атмосфере террора и, по сути, в гражданской войне. В такой атмосфере партии зачастую, почти всегда являются лишь фантиками боевых, воюющих друг с другом военизированных группировок. К примеру, один из лидеров избирательной гонки, лидер блока «Фатх» (Завоевание) Хади аль-Амири является создателем и командиром бригады «Бадра» крупнейшего шиитского ополчения «Аль-Хаш аш-Шааби». Поэтому об идейных платформах здесь можно говорить лишь с большой натяжкой. Да и то лишь применительно к более-менее крупным брэндам с продолжительной историей. В стране, пребывающей в хаосе и режиме выживания, основными критериями межпартийных различий становятся факторы внешних ориентаций.
Именно они становяся основными путеводителями, когда при наличии лишь условных победителей начинается мучительный процесс монтажа колиций с целью примагнитить многие десятки голосов, чтобы можно было сформировать более менее жизнеспособное правительство.
Ну, а на роль магнитов после нынешнего выбора претендовали три блока, которые, сильно огрубляя, представляют прозападный (проамериканский), проиранский и националистический тренды.
Прозападный и реформистский тренд, воплощенный в премьере Хайдере аль-Абади, заявлял блок «Наср» (Победа). С премьерством ( с августа 2014) этого 68-летнего политика связывалась победа над ИГИЛ и «решение курдского вопроса», который был закрыт самым простым, то бишь – силовым способом сразу после референдума о независимости иракского Курдистана (2017). Не взирая на 93% в пользу его независимости, аль-Абади закрыл аэропорт в его столице, взял под контроль все пограничные переходы между Курдистаном с соседними странами и спорные территории, в том числе нефтяные промыслы вокруг Киркука.
В принципе «Наср» устраивал всех- кроме Ирана. Прежде всего, он был наименьшим злом для американцев, поскольку аль-Абади был вменяем. А, главное, при нем было ослаблено влияние Тегерана. Устраивал он и русских – хотя бы потому, что при нем успешно развивалось сотрудничество в нефтегазовом секторе - Лукойл был допущен к освоению месторождения «Западная Курна-2». Более того, не возражали и саудиты: Эр-Рияд не строил иллюзий, чтобы делать ставку на суннитов в шиитской стране, но зато «Наср» ограничивал влияние их заклятого врага Ирана.
Проиранский выбор воплощала коалиция «Фатх» в лице министра транспорта Хади аль-Амири, больше известного как боевого командира в войне с ИГИЛ, где он близко подружился с командиром элитного подраздения «стражей революции»а Касемом Сулеймани. Наблюдатели отмечают, что под контролем Амири находится МВД республики со всей полицией. А по накалу антиамериканской риторики он сегодня, пожалуй, не имеет равных.
Националистическую струю, позиционируя как противника всякого внешнего давления, вливает в этот компот блок «ас-Сайрун»(Идущие вперед) в лице священника, великого аятоллы, 46-летнего Муктады ас-Садра.
Относительно победителя накануне выборов практически не было сомнения: форвардом считался «Наср». Еще в марте социология показывала, что за нее под 80% опрошенных. Второе место пророчили «иранцам». Но в мае публика выкинула коленце – на выборах победил ас-Садр. И потому просто необходимо напомнить, что это за фигура. И с чем она пришла в политику.
Богослов-бунтовщик из Эн-Наджефа
Глагол «напомнить» тут уместен, потому что всемирная слава этому, тогда еще совсем молодому шиитскому проповеднику, пришла еще в 2004 году, когда он поднял в родном своем, священном для шиитов городе Эн-Наджифе бунт, перекинувшийся и на Багдад, и на южные города, в частности, Басру. Это действо, начавшееся в апреле и завершившееся лишь в августе, на заключительной своей фазе обрело масштаб настоящей войны, в которой со стороны иракской армии и американских морпехов было задействовано почти 4 тыс. человек с использованием всех основных видов военной техники.
Ну, а сам ас-Садр является сыном верховного лидера шиитов Мохаммеда Садека аль-Садра, зверски убитого вместе с двумя другими сыновьями в 1999-м. Уже одно это завещало оставшемуся в живых 27-летнему Муктаде ореол «борца с режимом». И после свержения Саддама Хусейнав 2003-м, когда на родину вернулось множество политэмигрантов и началась борьба за лидерство, в том числе и духовное, он активно включился в нее. Тем более, что ключи от музея имама Али в Эн-Наджефе приобщали его обладателей к несметным доходам от массового паломничества. Не даром спор из-за них был отмечен несколькими трупами довольно известных претендентов. Впрочем, здесь молодой ас-Садр проиграл куда более опытному и, в силу своей учености, авторитетному великому аятолле Али –аль-Систани, придерживающегося умеренных политических вглядов.
Похоже, что ас-Садр тогда реально оценил свои силы, и, поскольку не имея религиозного образования, не мог всерьез соперинчать с аль-Систани на духовном поле, избрал другой путь – ударился в политику. При этом хорошо подготовился к ней, обзаведясь не то, чтоб дружиной - целой армией. «Армия Махди», разросшаяся до 10 тыс. человек, была сформирована под соусом волонтерского движения, призванного помогать бедным – распределять пожертвования, строить приюты, дороги, убирать мусор и т.п. К тому времени перебравшись в Багдад, через эту «благотворительность» он взял под контроль пригород столицы с населением в несколько миллионов человек, переименованный в Садр-Сити . А в апреле 2004, когда его соперник уехал в Лондон на лечение, поднял восставние. В ходе двухмесячных боев оно было подавлено – если так можно назвать перемирие, по которому Садр даже не распустил своих дружинников.
Не удивительно, что уже в августе в Эн-Неджафе вспыхнула новая заварушка, которая охватила и другие районы. Тут уже против мятежников использовалась и артиллерия, и авиация. И только возвращение на родину аль-Систани, который мобилизовал на защиту музея Али и шиитов, и суннитов, вынудило Садра прекратить сопротивление. В результате мавзолей уцелел, но был полностью разрушен исторический центр города с такими же старинными, как и мечеть, зданиями. При всем притом, два кровопролитных бунта сошли с его зачинщика как с гуся вода. Правительство не только не арестовало его, но и не тронуло боевиков.
С тех пор ас-Садр перестал использовать силу в качестве основного инструмента политики и прибегал к ней в основном лишь в качестве угрозы. А в 2008 реорганизовал Махди, оставив вооруженными лишь несколько элитных подразделений, приказав основной массе переключиться на мирную – религиозную и социальную работу. И хотя по-прежнему главными врагом оставался Запад в лице США, Израиль и Великобритания, основным акценом теперь стала социалка (бедность, коррупция и т.п.). А методом – проповеди, порою, с миллионными аудиториями. При этом он существенно поменял тактику, перейдя от конфронтации с официальным Багдадом с призывами к силовикам бороться с общим врагом и сотрудничеству с властью посредством участия в выборах и проникновения своих сторонников в правительство. Важным акцентом стала установка на межконфессиональное единство. Параллельно занялся учебой, что способствовало обретению в 2009 титула одного из великих аятоллы.
Чего ждать от новой власти
Согласно совету американцев после свержения Хусейна, разделение властей было регламентировано по этноконфессиональному принципу. Благо, по конституции и президента, и премьера избирает не народ, а парламент. Договорились, что спикером должен быть суннит, президентом – кудр, а премьером – шиит.
Однако, эта «шпаргалка» облегчает, но не снимает сложности консенсусов. Особенно при нынешнем раскладе, когда лидер гонки, «Сайрун», занял лишь 54 места, т.е. только 16% «жилой» площади («Фатх» -47 и «Надж»-42).
Не удивительно, что процесс формирования коалиционной власти растянулся более, чем на пять месяцев.
Проще всего прошло назначение президента, которым 2 октября стал 58-летний Бахрам Салех. Должность эта в политической системе Ирака декоративная, поэтому ее отдали «национальному меньшинству». Он с британским образованием, в политике давно (с 70-го в составе Патриотического союза Курдистана), занимал множество региональных постов, включая премьера, и входил в ближайшее окружение экс-президента Ирака Джаляля Талабани. Поэтому особых вопросов с его избранием в парламенте не было.
А вот лепка правящей коалиции в парламенте затянулась на четыре месяца. И это было непросто, поскольку национально-патриотическая позиция Ас-Садра входила в противоречие с «иранской партией» Хади аль-Амари. В том, что коалицию придется формировать на основе «Сайрун» и «Фатх» - в этом сомнений не было по всем раскладам. И формальный союз был заключен во время встречи лидеров в Эн-Неджефе еще 3 июня. Но вот чем все это обрастет и кто займет главные посты – спикера и премьера - эту головоломку пришлось вымучивать долго.
И победили «иранцы». Их ставленники заняли и пост спикера, и премьера. Во главу парламента в середине сентября стал 36-летний суннит Мохаммед аль-Халбуси, представляющего коалицию «Национальная ось», в которую входит «Фатх». В первом же своем заявлении Халбуси осудил США за санкции против Ирана и пригласил своего тегеранского коллегу для дружеской встречи. При этом представители «Надж» не попали даже в его заместители – один достался «сардарцам», второй курдам - Демократической партии Курдистана.
Стоит, однако, отметить, что самый молодой в истории Ирака спикер довольно умеренных вглядов. Он не принадлежит ни к среде оппозиции в изгнании, ни к радикальным клерикалам типа Исламской партии, ни к местному отделению « Братьев-мусульман».
Куда сложней было с выдвижением нового премьера. Первончально ас-Садр сделал ставку на аль-Абади, с которым вступил в коалицию. Однако, против него выступил аль-Систани, заявивший, что категорически не приемлет политиков из прежней кагорты. Ас-Садр долго колебался, но в конце-концов поддержал кандидатуру «Фатх» - 76-летнего Аделя Абдель-Махди. Его судьба была решена в начале сентября на встрече в Ливане, троицы: ас-Садра, лидера Хезбаллы Хасана Насраллы и иранского генерала Касема Солеймани. Похоже, что пойти на компромисс ас-Садра сподобила позиция от обратного: выбираю Иран, потому что антииранское правительство – это была бы победа американцев. Отказу от аль-Абади наверняка поспособствовали антиправительственные выступления, прокатившиеся летом по югу Ирака (Басра и др.).
К тому же Абдель-Махди – персонаж, не одной краской мазаный и компромиссный. За свою политическую биографию кем только он ни был. Около десяти лет состоял в Компартии. Затем отрекся от марксизма в пользу исламизма. А своим учителем выбрал иранского аятоллу Хомейни, идеи которого восторженно проповедовл в эмиграции. Он входил в Высший совет исламской революции Ирака в изгнании, созданной Тегераном. Впрочем, это не помешало ему после свержения Хусейна плодотворно работать в переходном кабинете, опекаемым американцами. Является одним из авторов иракской Конституции (2005 год). Не удивительно, что политологи характеризуют его как человека, который умел ладить практически со всеми политическими кругами страны, а так же и с Тегераном, и Вашингтоном.
Вот и в новой своей роли демонстрирует гибкость. То в унисон аль-Амари заявляет, что Ирак не станет поддерживать американские санкции против Ирана и даже готов поехать в Америку, чтобы убедить Белый дом отказаться от них. То в духе ас-Садра подчеркивает, что намерен «обезопасить Ирак от любого «вмешательства в его внутренние дела, будь то соседние страны или какие-либо другие государства в мире».
Кстати, не блещет ортоксальностью и спикер.Обозреватели отмечают, что в бытность свою бизнесменом, а потом губернатором провинции Анбар, где расположена американская военная база, он прекрасно ладил и сотрудничал с американскими военными.
Под знаком Тегерана
При всем притом общий итог выборов достаточно ясен и однозначен: победил Иран. Это с неохотой, но признают и американские политологи. В этой связи лишь два вопроса. Это было неизбежно? Или – это результат установок с «экономией энергии» Трампа, который решил избавляться от дорогостоящих, но сомнительных заварушек а ля Вьетнам.
С другой стороны, победа «иранской» партии вполне логично. Казалось бы, ирако-иранская война (1979-87) надолго испортила отношения этих стран. Но она не только не стала фетишем вражды, но и очень скоро перешли в крепчайшие объятия. Войну обе стороны списали на безумство Хусейна, в свержении которого Тегеран принял активное участие, организовав на своей территории обучение шиитских боевиков. И не случайно, что мракобес Махмуд Ахмадинежад стал в 2008 первым иранским президентом, посетившим Ирак со времён Исламской революции.
Ну, а потом Иран стал подыгрывать настроениям и силам, заточенным на антиамериканизм. Особенно это влияние усилилось после свержения Хусейна в 2003, когда Тегеран осудил вмешательство американцев и встал на сторону тех, кто объявил им войну. Заодно он сделал ставку и на ас-Садра, поддержав его во время мятежа 2004–го года. Наблюдая со стороны, египедский лидер Хосни Мубарек уже в 2006 заявил, что Ирак находится под полным влиянием Ирана, и именно Тегеран контролирует ситуацию в стране.
И это естественно: ведь большинство иракских оппозиционеров при Хусейне жили в Тегеране . Вернувшись, они стали пропагандировать дружбу с ним. Этому способствуют все резоны: экономические, религиозные, соображения безопасности. Нулевые после Хусейна – это плотная череда взаимных визитов на высшем и среднем уровнях. Ради дружбы Иран готов даже жертвовать финансовыми интересами, например, в обмен на иракскую нефть поставляет нефтепродукты, которые сам вынужден импортировать. Действуя через различные государственные и религиозные фонды, такие, как «Фонд исламских героев», Фонд погибших за веру», Иран поддержиывает множество разрозненных шиитских организаций, прежде всего – правящую партию «Ад-Даава» («Исламский призыв»).
В этом движении, уход основных контингентов США из Ирака в 2011 устранил последние преграды. И сильно поспособствовала война с ИГИЛ. Сделав ставку на шиитских ополченцев и внеся важный взнос в его разром, Тегеран из доброго соседа превратился в боевого товарища.
Следует признать, что и в целом Тегеран вел себя более хитро и гибко, чем америанцы. Те явно предпочитали суннитов, а курдов просто кинули, пообещав поддержку на референдуме , а на самом деле молча наблюдали, как шиитские ополченцы вместе с регулярными войсками занимают курдскую зону и устанавливают контроль над их нефтепроводами. Между тем, иранцы тщательно демонстрируют этноконфессионнальную толерантностьь, стараясь дружить со всеми. Например, они поддержали выдвижение в 2006 шиита Нули аль-Малика, которого, в свою очередь, выдвинул лидер лидер Патриотического Союза Курдистана, этнический курд Джалал Талабани.
Примером успешного влияния Ирана является Арбаин - ежегодное ритуальное шествие из Неджефа в Кербелу в память об убийстве пророка Мухаммеда Хуссейна. На него стекаются миллионы паломников, что создает сонм проблем по организации этого мероприятия и обеспечения его безопасности. Иранские силы безопасности предложили свои услуги и виртуозно справились с этой залачей. Они мобилизовали тысячи волонтеров, обеспечивающих публику питанием, медицинским обслуживанием, а главное – избавили от терактов. Благодаря этому поток паламников начал быстро расти и в 2017 достиг 20 млн.
Политически влияние Ирана конечно же выгодно Кремлю, который давненько уже делает ставку на него. А уход США вначале из Ирака, а теперь из Сирии освобождет «свято место», позволяющего стать важным игроком в ближневосточном регионе. О том, насколько влиятельной становится здесь Россия, из свежих новостей говорит, к примеру такой эпизод: 16 декабря в Багдаде произошла встреча представителей военных разведок России, Ирака, Ирана и Сирии. По информации СМИ, стороны не просто обменивались информацией – обсуждались глобальные проблемы. В частности, судьбу Великого Курдистана – давних стремлений курдов четырех стран, включая Турцию, создать подобно Израилю, свою «Землю Обетованную». Вряд ли стоит сомневаться, что Россия станет наращивать в Ирак поставки оружия, которые уже идут. В частности, в августе прошлого года был заключен контракт с Уравагонзаводом на 73 танка Т-90С/СК.
Как будет реагировать на это Запад – время покажет. Но пока его геополитическое поражение – вольное или невольное – очевидно.
Ну, а нам остается – наблюдать.