«Раньше там жили люди, а теперь пустырь»

79 лет назад, 10 января 1940 года, жители деревни Старый Двор (современный Барановичский район) проснулись на рассвете и узнали, что за ночь многие из их соседей исчезли, оставив нетронутым почти все имущество и хозяйство. Вскоре выяснилось, что их принудительно выселили в Сибирь.

Местных жителей, которые помнят или хотя бы что-то знают о тех событиях, почти нет. Софья Сергеевна Собко — одна из тех, кто знает. Пусть и по рассказам покойного мужа, который родился в Старом Дворе:

— Из этой деревни было вывезено очень много людей, целые семьи. Говорили, что чуть ли не полдеревни. Рассказывали, что эти семьи приехали в Старый Двор в 1930-х годах откуда-то из-под Белостока. Якобы их оттуда переселили. Новая власть посчитала их осадниками, поляками — то есть врагами. Но эти люди не были никакими осадниками, хоть и считали себя католиками. Они были из простых, работали, никому не делали зла. Вечером еще были на месте, утром село проснулось, а многие дома уже пустые, без людей. Мой муж хорошо знал эти семьи, фамилии вывезенных, дружил с их детьми. Большие семьи, много детей, — сочувственно качает головой Софья Сергеевна, рассказывая то, что слышала сама.

Она отмечает, что все случилось именно ночью, вспоминая о 40-градусном морозе зимой 1940 года и о таком лютом холоде, что вымерзали сады:

— И представляете, их среди ночи в такой холод — на улицу, на сани. Неудивительно, что все, кого тогда увезли, поумирали. Где-то далеко, в России, ходили такие слухи. Вернулся только один человек, которого сейчас уже нет среди живых. Иван Степанович Холуй — так его звали. Увезли вместе с родителями, но Холуй сбежал и вернулся в родную деревню. Власти его не трогали, а скоро и война началась.

Софья Сергеевна сообщает еще одну важную деталь: ее будущий свекор лично показывал властям, где живут люди, которых было решено переселить на восток:

— В 1940-е годы он был старостой в деревне. Ему привезли список, и он показывал, кто где живет. У него было четверо детей — пришлось выполнять то, что потребовали, — считает Софья Собко.

Она показывает высокие деревья в полукилометре от ее двора, — их посадили выселенные хозяева. Раньше там жили люди, а теперь пустырь. «И там были дома, и там…» — перечисляет рассказчица, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону.

Софья Сергеевна считает, что приход советской власти в Западную Беларусь в 1939-м обернулся горем для десятков тысяч простых людей:

— Брат моей свекрови был родом из соседней деревни Крошин. Как только начались вывозы семей со всего района, просто уехал отсюда подальше. Потом только письма писал и через них изливал свою боль.

Сейчас известно, что депортации белорусов в отдаленные регионы Советского Союза предшествовала серьезная подготовка. 17 сентября 1939 года Красная Армия вошла на земли Западной Беларуси. Оперативно-чекистские группы, следовавшие за войсками, приступили к арестам «враждебных элементов»: полицейских, чиновников, крупных землевладельцев, офицеров. Уже к середине следующего месяца только в Западной Беларуси были арестованы 3535 человек.

Слухи о трагедии Старого Двора быстро разошлись по близлежащим селам. Некоторые старожилы хранят память о случившемся и по сей день. Гражина Ивановна, 90-летняя жительница соседнего Крошина, например, помнит не только то, что пришлось пережить, но и фамилии некоторых вывезенных семей:

— Из Старого Двора много людей вывезли. Это поляки, которые приехали сюда и закупили землю. Грегореки, Стемпени, Калуцкие, Холуи. Всех и не вспомнить… Издевались Советы в 39-м году, как пришли сюда, — не дай бог! Никто их как освободителей не встречал: враги — и всё (в соседней деревне Красную Армию все же встречали с хлебом и солью, то есть все зависело от конкретных людей). Кто богаче — того в Сибирь. Ввели налоги на землю, мясо, молоко, картошку — все нужно было сдавать, кормить Советы. Люди боялись и подчинялись.

Николай Михайлович Бубен уже давно живет в Старом Дворе. Сам родом из соседних Залюбичей. В 1940-м был ребенком, но, говорит, тот случай помнит хорошо:

— Коммунисты выселили 40 домов. А семьи когда-то были большие. Где-то по 5−7 человек, а где-то и по 11−12. Вот и считайте. На санях, плохо одетые, некоторые с грудными детьми. Тогда же мороз стоял! Всех отправили на станцию в Барановичах и рассадили в вагоны, в которых возят скот. Туда же подвезли и людей с других сельсоветов. Только один человек сумел сбежать по дороге до Барановичей. И один потом еще вернулся из этой ссылки… Не было здесь никаких политических и врагов. Все простые люди, бедные, голодные.

Старый Двор не из тех деревень, где дома стоят в ряд, друг возле друга. Периодически между домами появляются пустоты, в которые вместилось бы несколько хозяйств. Дом Николая Михайловича стоит как будто в одиночестве, окруженный со всех сторон полем. Люди живут и справа, и слева, но до ближайших участков метров 150−200. Продолжая рассказывать о 40-м годе, Николай Бубен, сам того не зная, объясняет причину теперешней неравномерной застройки:

— Остались дома, постройки, имущество, коровы, свиньи. А коммунисты забирали себе все, что им нравилось, уносили, что хотели. Пили, гуляли… Здесь же везде дома стояли. А потом стали описывать имущество: приезжали, осматривали. Если дом хороший, крепкий, то они его забирали себе. Дом разбирали и перевозили в другую деревню, чтобы заново собрать и заселиться. Я своими глазами видел дома, которые раньше стояли здесь, а теперь в Городище (городской поселок в Барановичском районе). И сейчас могу их показать. Что хотели, то и творили, — подытоживает Николай Михайлович.

С ним мы беседуем больше двух часов. Мой собеседник говорит, что если начнет вспоминать все происходившее в те годы, то будем беседовать еще две недели:

— Чего здесь только не было… Если рассказать правду, то никто не поверит. Скажут, что старик не в своем уме и все придумал. А я считаю так: если бы немец сюда не пришел, то коммунисты посъедали бы нас всех! Не подумайте — я не за немцев. Но коммунисты пришли, каждую яблоню описали, каждое дерево налогами обложили. Холостяцкий налог — и тот был: 20 лет тебе исполнилось, не женился еще — плати. А откуда деньги брать?! Все забирали!

Николай Бубен вспоминает, что такое будущее им предрекли еще в 1939-м, когда Красная Армия ступила на земли Западной Беларуси:

— Когда сюда пришли Советы, то в нашей деревне по традиции вышли их встречать с хлебом-солью. А один советский солдат сказал: «Буржуи вы. Вы еще чего-то ждете? Вы дождались своей погибели». Я сам это слышал.

Как-то вечером заходит русский солдат к нам в дом. Одет плохо, в обмотках. Попросил выпить. Сел, выпил и говорит: «У меня два сына. Одному полтора года, а второму три. И ни один не знает, что такое хлеб. Никогда в руках хлеба не держали». Мои родители удивляются: «Как так?» А солдат отвечает: «В колхоз загнали, все забрали — и работай. Теперь так будет и у вас». Люди послушали эти истории, но не поверили: мало ли что болтают». Только потом это «освобождение» для нас вон чем обернулось…

Трагическая история Старого Двора наверняка ушла бы в тень со смертью очевидцев или тех, кто просто слышал рассказы о ней. Но уже около 30 лет напоминанием о произошедшем служит высокий деревянный крест, воздвигнутый на въезде в деревню. На нем надпись «Ахвярам гвалту» на двух языках и вырезанная дата: 10.1.1940. Этот памятный знак был поставлен в 1990-е, когда уже можно было во весь голос говорить о репрессиях и их жертвах. Открытие памятника вызвало большой резонанс в округе. Софья Сергеевна Собко была одной из многих, кто пришел увидеть воочию всю церемонию:

— О том, что будут устанавливать памятный крест, всем в деревне объявили заранее. Собралось много людей: местные, из окрестных сел, из Барановичей. Приезжал и Зенон Позняк. Сразу прошло собрание, потом ксендз провел службу. Милиция следила за порядком.

Я не знаю, по чьей инициативе был установлен этот памятник. Возможно, постарались местные католики при поддержке БНФ. Главное, чтобы помнили. Крест символизирует память о ни в чем не повинных загубленных людях.

Сегодня никто из местных не знает точно, сколько людей было вывезено в ночь на 10 января 1940 года из Старого Двора. Многие только пожимают плечами в ответ на вопрос о кресте и дате, выбитой на нем. Кто-то с удивлением признается, что никогда не обращал внимания на памятный знак, и уточняет его местонахождение. Как долго еще сможет простоять уже покосившийся деревянный памятник — неизвестно. Как долго сможет существовать память о трагедии 1940 года — вопрос открытый и еще более сложный.

Сергей Солонкевич