Шаманские пляски над телом убитой экономики

Не берусь предсказывать, какую резолюцию примет Экономический совет при президенте на заседании в среду, которое анонсируется как историческое. Но, скорее всего, провозгласят что-то неясное и обтекаемое. «Мы только начинаем», — сказал накануне Алексей Кудрин. И в самом деле, это мероприятие, видимо, положит начало целой череде таких же совещаний и программотворческих собеседований.

 Лишена смысла сама задача, которую хочет решить Владимир Путин. Можно, конечно, собрать всех высокопоставленных лиц, в которых он видит знатоков экономики, — и состоящих в правительстве, и не состоящих; и реалистов, и шарлатанов — и спросить у них, как обеспечить быстрый экономический рост. Но любой разумный человек скажет, что простейший способ этого добиться — поручить статистическому ведомству ежегодно рапортовать о стремительном подъеме.

 Совсем недавно Росстат изменил методику вычисления ВВП, и сразу оказалось, что у России этот показатель (если считать в рублях) на одну десятую больше, чем человечество думало до сих пор. Ничто не мешает таким же порядком перенастроить инструментарий подсчета темпов роста, и воодушевляющая статистика, необходимая для президентской кампании-2018, будет обеспечена.

 Безусловно, в качестве дополнительного материала нужна еще и какая-нибудь долгосрочная программа развития и процветания. Но техника изготовления таких прожектов давным-давно отлажена, и очередное сочинение в этом неувядающем жанре («Стратегия-2030») будет изготовлено в срок — с помощью Экономсовета или без таковой.

 Проблемы обнаруживаются лишь в тот момент, когда об экономическом росте начинают говорить не как о фигуре казенного пиара, а как о практической задаче.

 Во-первых, реальный рост экономики прекратился у нас еще в прошлом десятилетии. Уровень производства вышел на свой максимум в середине 2008-го, и в последующие восемь лет ничего похожего на настоящий подъем не было. Были колебания вниз и вверх, но сейчас уровень производства ничуть не выше, чем тогда. Столь долгая стагнация не может быть случайной. Она неразрывно связана с основами нашей системы, и излечение потребует изменения глубинных ее устоев.

 Во-вторых, ни сегодня, ни на ближайшую перспективу не предвидится даже умеренных колебаний, направленных вверх. Экономические итоги апреля подтверждают предположения о том, что 2016-й станет еще одним годом ухудшения большинства хозяйственных и социальных индикаторов. Возможно, это ухудшение мало-помалу заканчивается, но признаков перехода к сколько-нибудь быстрому росту нет. Их не предвидится ни в 2017-м, ни в 2018-м. Достижение даже двухпроцентных темпов подъема через пару лет выглядит оптимистичной перспективой.

 И третье, оно же — главное. Скорость роста ВВП, хотя бы и подсчитанная честно, — это только статистика. Наша страна остро нуждается не в «темпах», а в оздоровлении социальной, экономической и политической систем. Побочным продуктом системного оздоровления стал бы и рост ВВП, но в любом случае не сразу (см. п.1).

 Сама по себе архаичная постановка задачи — обеспечьте, мол, четырехпроцентный ежегодный подъем (чтобы можно было хвалиться тем, что российская экономика растет чуть быстрее, чем мировая) — уже дает фору шарлатанам, готовым пообещать что угодно, и ставит в невыгодное положение реалистично мыслящих экспертов.

 В президентском Экономсовете представлены три доктрины.

 Первую из них назову шарлатанско-лоббистской. Это умеренное крыло Столыпинского клуба, которое не заходит так далеко, как академик Глазьев, однако требует хотя бы несколько сотен миллиардов, а желательно и триллион эмиссионных рублей ежегодно под различные малорентабельные проекты, которым покровительствует.

 Вторая доктрина — назову ее чиновно-реалистичной — это позиция более или менее сплотившихся силуановского Минфина, набиуллинского Центробанка, улюкаевского Минэкономразвития, а также примкнувшего к ним президентского экономического помощника Андрея Белоусова. Они, так сказать, принимают ситуацию такой, какая она есть, и не дерзают давать вождю советы, которые могут не понравиться ни ему, ни его ближнему кругу — например, о крупном сокращении военно-охранительных трат. Вместо этого они предлагают рядом с гигантской авторитарно-феодальной хозяйственной машиной выделить местечко и живой экономике. А поскольку других источников для ее подъема нет, то сугубо за счет широких масс — не допуская роста реальных доходов, упростив и удешевив процедуру увольнения наемных работников, повысив пенсионный возраст, обложив людей добавочным накопительно-пенсионным налогом и т. п.

 В отличие от абсолютно безответственной первой, эту вторую позицию критикуют сейчас с большой энергией и аттестуют как абсолютно антинародную. Справедливо будет добавить, что антинародность в ней найти легко, но ее там не больше и не меньше, чем в той политике, которая и так уже осуществляется. Можно подумать, что доходы наших граждан сейчас растут, а взимаемые государством взносы идут на накопительные счета будущих пенсионеров. Нет, в апреле 2016-го реальные доходы были на 7,1% ниже, чем в апреле 2015-го, когда кризис был уже в полном разгаре. А накопительная часть пенсионных взносов конфискуется несколько лет подряд.

 «Реалисты» предлагают оформить эти накопившиеся сюрпризы и импровизации в некую связную политику. Разумеется, она уродлива, как и сам ее фундамент. И, кстати, быстрого подъема экономики не обеспечит, поскольку боится тронуть гигантский затратный сектор, висящий гирей на шее экономики. Но некоторую хозяйственную устойчивость теоретически создать могла бы.

 А доктрина номер три — это предложения Алексея Кудрина и его круга. Хоть и с дипломатической осторожностью, они касаются также и политических проблем. Кудрин предлагает, например, переделать судебно-охранительную систему — как минимум, в корпоративных интересах бизнеса. Как и «реалисты», он — сторонник подавления инфляции и сведения бюджета с минимальным дефицитом. Но менее щедр на мероприятия, которые не понравятся рядовым людям. Он тоже за повышение возраста выхода на пенсию, но вроде бы против отмены государственной накопиловки, а его предложения об урезании расходов нацелены в первую очередь на госсектор и военно-промышленный комплекс.

 Если отвлечься от нашей действительности, то ничто не мешает сказать, что, например, постепенное повышение возраста выхода на пенсию — вполне разумная идея. Если, конечно, сами пенсии станут больше. И говорить об экономии госсредств и затягивании поясов тоже вполне правомерно, ведь нефтедоходы упали навсегда. Но при условии, что экономия начнется не с образования и медицины, а пояса будут затянуты сначала на околоказенных магнатах, и только потом на всех остальных.

 Из чего как раз и вытекает, что крупные перемены у нас сейчас почти невероятны. Те из них, которые действительно обновили бы систему, напрямую бьют по интересам тех, кто принимает решения, и поэтому неосуществимы. А дальнейшие мероприятия по перекладыванию проблем на народ будут все более и более непопулярны.

 Наш режим называют феодальным не ради красного словца. Он именно таков. Странно было бы предлагать феодалам взяться за строительство современной рыночной экономики, которая находится за пределами их понимания и к тому же не обещает им ничего доброго.

 И не время навязывать рядовым людям новинки, являющиеся передовыми или выдаваемые за таковые. Дело не только в гражданской неразвитости масс, хотя она и очевидна. Даже вполне разумные вещи при навязывании их сверху вполне разумными начальниками сплошь и рядом не встречают в низах понимания. А уж когда за внедрение прогресса берется наша казенная машина, простой человек инстинктивно этот прогресс отторгает, подозревая, что его хотят ограбить, и чаще всего оказывается прав.

 Поэтому экономические решения — по крайней мере те, которые предстоит принять в этом году, — не будут подчинены каким бы то ни было стратегическим программам. Они станут импровизированными ответами на накопившиеся проблемы, одна из которых совершенно очевидна.

 Попытка аккуратно выполнить бюджетный план по расходам привела к тому, что к маю накопленный с начала года дефицит федерального бюджета вырос до 1,23 трлн руб. и достиг 4,7% ВВП при плане 3%. Только в апреле бюджетный дефицит подскочил на 0,52 трлн руб. (8,6% ВВП за этот месяц).

 Придется выбирать. Либо урезать траты — а другого способа сделать это, кроме как сократить военные расходы, уже не осталось. Либо, что вероятнее, смириться с этим дефицитом — а значит и с очередным всплеском инфляции и сопутствующей ему новой хозяйственной встряской, почти неизбежными через несколько месяцев.

 Но это почти рутина. Куда интереснее вопрос, какие выводы будут сделаны из фактически уже состоявшейся бюджетной неудачи-2016. Главной экономической битвой нынешнего года станет, видимо, схватка ведомств и лоббистов за расходные позиции бюджета на 2017 год. Она уже начинается, и достигнет кульминации осенью. В этой феодальной дележке стихийным порядком и будут установлены среднесрочные экономические приоритеты нашей державы.

 Ну, а программы, конечно, должны составляться и живо обсуждаться. Они придают красоту и смысл нашей некрасивой и не очень осмысленной действительности.

Сергей Шелин