Миллениум в Брно

Канун третьего тысячелетия располагал к высокому слогу. Даже сама его английская калька - «Миллениум» - зачаровывала, настраивала на высокопарность! Все же не каждому смертному удается пожить не только в двух веках, но и – тысячелетиях! Да еще в двух социально-экономических системах! Да еще – без войны!

Перешагнуть такой рубеж по шаблону – с «песнями о главном» по телеку и похмелкой за остатками с ночного пиршества – показалось кощунством. Захотелось особенного. Рвануть куда-нибудь в центр Европы! Слиться в братском единстве с еврочеловеками в праздничном балагане! Там, поди, и фейерверки щедрее, и инсталляции поизобретательней…

На этой лирико-духоподъемной ноте мы с супругой оказались в Вене, в составе четырех десятков таких же искателей особых впечатлений. Согласно замыслу турфирмы, здесь нашему «неоплановому» сообществу предстояло провести последний день второго тысячелетия, чтобы с «корабля» на бал уже поздно вечером перебраться в Брно. Такой вот Новый год в одном австрийско-моравском бокале!

Вена встретила неприветливо: весь день валил ингредиент для каши под ногами. А поскольку экскурсия в основном проходила под хлябями небесными, топтаться по улицам быстро надоело. Вскоре каждый вход под крышу – будь то галерея Ф. Хундертвассера или знаменитый подвальчик «Цум дер либе Августин» - воспринимался как блаженство. Требовалось просто присесть в тепле, вытянув ноги и расслабиться. Поэтому когда часов в шесть вечера вадове (гид) объявила «свободное время», особого восторга на лицах паствы не отразилось. К тому времени большая часть нашего туристического стада уже предпочла бы упаковываться в автобус. Но программа есть программа. Попробуй – нарушь ее! Потом жди жалоб. Всегда ведь найдется хотя бы парочка, настаивающая на неукоснительном следовании регламенту. И права на ее стороне...

Поэтому представилась возможность вдоволь потолкаться в предновогодних венских толпах. Только это были чужие толпы и чужой праздник. Иные заботы, настрой, темп, общение, кошельки…Они спешат по магазинам за последними покупками, а ты – чтоб скоротать время в сухом месте. Они идут, нарядные и благодушные, направляясь в гости, ты – куда глаза глядят. При этом даже четыре часа сильно сковывают твою свободу. Приходится все время толкаться на ограниченном пятачке, чтоб не забрести слишком далеко, чтоб не заплутать, не опоздать к месту посадки в автобус. А если сразу не засел в какой-нибудь ресторанчик, то спустя пару часов уже рискуешь застрять в нем. Да и смысла транжирить деньги уже нет: ведь впереди обильный ужин.

К тому же особых затей в честь миллениума  австрийская столица не изобрела. Витрины, гирлянды огней над тротуарами, глинтвейн на улице, елка у собора Св. Стефана – все в обычном праздничном наборе. Может чуть поярче, в чем-то –поизысканней, но такой же, как и в Вильнюсе.

Так что к месту сбора народ начал стягиваться еще за полчаса до прихода транспорта. И опоздавших не было. Уже на подъезде к Брно водитель прибавил громкости радио, и мы узнали, что в России подал в отставку Борис Ельцин. Сама новость прозвучала как сенсация. Но о том, что его сменит Путин, а с ним в эту страну придет иная эпоха, почему-то тогда даже не подумалось.

Приехали впритык. После короткой паузы на сборы в отеле автобус еще изрядно колесил по каким-то неживым улочкам, пока не оказались в странном заведении, мало походившим на ресторан. Скорей, оно напоминало некий комбинат питания для большого техникума или студенческого городка. Это была сложная комбинация помещений, совершенно не избалованных излишествами. А начиналась она с круглого зальчика, окруженного с одной стороны гардеробной и туалетами, а с другой низкой эстрадой, на которой раскладывали сверкающие инструменты и распутывали провода трое хмурых, очень серьезных ребят.

В отведенном нам зале, пройти в который почему-то можно было только через длинную кухню, столы уже были накрыты. Возле них нервничала парочка официанток, которых кухня торопила на счет горячего. Закусок и выпивки – от шампанского до бехеровки вполне хватало. Не хватало только одного – примет Нового года, тем более – Миллениума. О них напоминали разве что несколько еловых веточек вместо цветов в стаканах да одинокая гирлянда, подвешенная к люстре. Не было и привычного для такого случая телеящика, из которого должен прокуковать президент и пробить чьи-либо куранты, дающие отмашку налить, зазвенеть бокалами, заорать, запрыгать, начать целоваться. В помещении не было даже окон, через которые можно было бы увидеть и услышать пиротехническую канонаду.

Оттого церемониальная часть забуксовала. Мы таращились на мобильники и друг на друга, ожидая хоть какого-нибудь знака. Наконец, когда за стенкой зашумела другая компания, всполошилась вадове и поспешно выдавила несколько суконных фраз.

И тут началось… Дрогнула стена и завибрировал пол. Приглушенный пространством кухни, пришел звук, который можно было принять за работу кузнечно- прессового цеха. Или машины, забивающей сваи. Не сразу даже дошло, что это нас приветствуют те мрачные мальчики, что встретились нам у входа. Как это у них там называется? Металлический рок?

С этой минуты то, что нас засунули в удаленную комнату, стало нам во спасение. Иначе. застолье могло обернуться инвалидностью в форме лопнувших перепонок. Боязно было даже выходить. Но выходить все-же приходилось: не просидишь же целую ночь за столом. Надо и покурить, и отлить – а для этого никак не миновать танцплощадки. И там я наблюдал душераздирающую сцену. Оказалось, что по соседству с нами гуляли поляки. Причем их группа состояла исключительно из старичков пенсионной поры. Этакие милые одуванчики, торжественно и консервативно одетые в длинные платья и костюмы с галстуками и даже – с бабочками. Многие из них робко просочились в эту общую залу в надежде потанцевать и растерянно топтались на месте, не понимая, какие движения надо изображать под чудовищный лязг из одной ноты. Некоторые из них даже пытались это делать, подбадривая друг друга улыбками. Наверное, они надеялись, что тут какое-то ритуальное вступление, что грохот вот-вот закончится, и начнется хоть какая-то, пусть самая простая мелодия. Хотя бы из трех-четырех нот! В конце концов, они же не слепые –  видят, что здесь приличные и немолодые люди. И у них – Миллениум. И они хотят потанцевать.

Но старички напрасно надеялись: в позах и лицах брновских музыкантов было сосредоточено столько ритуального экстаза, что вывести их из этого состояния могло разве что одно средство – кувалда, которой на бойнях забивают быков.

- Поведзялем им навет запопроновач пинендзе до гры кош добрего. Не належе пшимовач.(Я им даже денег предлагал, чтоб сыграли что-нибудь приличное. Не берут), - подтвердил мои подозрения в курилке пожилой варшавянин. Попытался потолковать с патлатым барабанщиком и я. Да только ничего из этой затеи не вышло. Чешским  не владею, а с его стороны никакого желания вникать в мою мешанину из русского и польского не было. Ударник молотобойного труда саму суть просьбы, конечно, уловил, но отвечал тирадами, из которых ясно было лишь одно- «nemuzе» («не можем»).

Проблема ведь в том, что производители грохота – едва ли злоумышленники. Они искренне считают себя музыкантами. Причем - самыми продвинутыми. Фрондирование и бравада вкусами – неотъемлемая черта молодых поколений, категоричность – знак качества в их мире. Стиляжный выпендреж моей юности в этом принципиально ничем не отличался от нынешнего. Рок-н-ролл и буги, красные шнурки в черных ботинках и рубашки с пальмами и попугаями столь же бесцеремонно шокировали наших родителей, воспитанных на танго, блюзах и строгой цветовой гамме. И родительские стандарты тоже были для нас плесенью и отстоем.

Вот и эти с чистосердечной уверенностью мнят себя носителями «передового и прогрессивного». Часто в этой позе они вызывающи и хамоваты. Но это вполне можно списать на возраст. По поводу того, что подобное кузнечно-прессовое действо они считают музыкой, можно изумляться и негодовать. Только что проку. Четких нормативов, скажем, по количеству нот, децибелов и т.п. для того, чтобы музыку отличить от шума, увы, не существует. А потому под личиной одного термина уживаются Бах и мракобесы со своими рэпами и «металлами». Я ни черта не смыслю во все этой субкультуре, но могу предположить, что мозги и уши нынешних ребят по-иному реагируют. Наверное, у них они настроены на какие-то технические данные современной музыкальной электроники, и кайф создается из сочетаний всех этих гулов, вибраций и лязгов. И они  формируют некое эстетическое богатство, абсолютно недоступное нам. Потому мы в их глазах – ретрограды, а в критике своей – злобные зоилы.

Но об этом думалось потом. А тогда это было просто физически невыносимо. И воспринималось торжеством бесовщины, забивающей последние гвозди в минувший сатанинский век. Видно было, что подобный дискомфорт испытывают и большинство участников застолья. Поэтому, когда часа в два ночи вадове сообщила, что автобус уже подан, и можем ехать, никто возражать не стал.

А Брно мы так и не увидели. Потому что в десять был отъезд. Оставался шанс посмотреть его по своей инициативе. Но для этого нужно было встать хотя бы часов в семь утра с риском заблудиться и опоздать к отправлению. Да и что можно увидеть за пару часов? Не думаю, что после бессонной ночи кто-то на такую авантюру сподобился.

Оглохший и помятый ночными посиделками народ был неразговорчив и наверстывал недосып. Первый день миллениума был неласковый, темный и идеально способствовал спячке. Ровно гудели шины. И даже похмельные буль-буль не нарушали тяжелой, как тучное небо, тишины.

- Вот тебе , бабушка, и Миллениум! - криво усмехался в полусонном мозгу собственный собеседник. - Ну, а что ты хотел? На что наделся? К своему полтиннику пора бы уже и уяснить, что 90% наших разочарований и неприятностей от своих же измышлений и ложных ожиданий. Те, что накрывали столы и зажигали свечи 1900-го, они ведь тоже мечтали, нет – были уверены, что вступают под светлые своды царства прогресса и гуманизма. А что получилось? Царство зверя! Армагеддон! Две мировые с ядерным грибом и глобальным конфликтом цивилизаций на посошок. Плюс несусветные социальные эксперименты ценой в десятки миллионов жизней. Век с дьявольской насмешкой доказал, что развитие науки, технологий и интеллекта нисколько не способствуют просветлению человеческих душ. Скорей даже наоборот – содействуют буйству бесовских позывов, черным выбросам из их потемок. Прогресс знания только увеличивает и ускоряет их масштабы. И ночной грохот, заменивший музыку последним поколениям вчера минувшего века – это один из результатов и символов этого противоречия!

Впрочем, сладкие вальсы и танго тоже не мешали культурным европеоидам миллионами разрывать в клочья друг друга в самой бессмысленной войне. Не мешали отправлять людей в газовые камеры под флейты освенцимского оркестра.

Что век грядущий нам несет? – бурчал из ниши подсознания мой трезвый рефлектор. - Да ни хрена не несет. Рок истории придумали люди, чтобы оправдать свое безволие и бездействие. Все, что происходит в истории, дела их собственные. Сумма их действий и бездействий. То, что делает их активная агрессивная часть, есть одновременное и производное от пассивного болота. Потому что чем больше пассивных, тем свободней руки у активных. И наоборот. Даже если всеми правит один Самый-самый, все равно его свобода ограничена отражением в нем тех границ, в которых пассивные не становятся активными.

Человек пассивен, то есть, склонен вверять свою судьбу государству в любом лице, в сущности, по двум причинам: трусости (чувству неполноценности) и лености. Ему в этом очень облегчает идеология и пропаганда. Ведь поскольку он сам не хочет лезть в зону ответственности, то он и рад, что его дурачат. А чтобы избавиться от рефлексии в трусости, на помощь приходит спасительное «неопровержимое»: ну разве от одного человека что-то зависит! Ну, и вся эта муть в категориях закономерности, мировых сил, судьбы, рока, якобы довлеющих над жалкой человечьей единичкой. Сами сотворили (одни – сделали, другие – допустили), а потом оправдываются, валят на Провидение. Плавают в мистическом экстазе!

Другой вопрос, отчего же они - человеки – доводят себя до безумия, до самоистребления. Но и тут есть ответы. Читайте Мишу Веллера. В его трактах об энергоэволюционизме все прописано. Тут имеет место треклятая потребность человека к перелопачиванию мира, в том числе – к его разрушению. Объективное свойство вполне материального порядка – сверхэнергетического потенциала.

Остается в тумане только одно почему: есть ли хоть какие-то пределы у безумия. Проще говоря, разнесет ли человек в клочья саму свою земную обитель? А если разнесет – то в любой, абсолютно непредсказуемый момент? Или существует все же чья-то сверхчеловеческая воля, которая процесс контролирует. И конца света не наступит, по крайней мере, до срока.

Вопрос этот пока открытый. Да только возникает подозрение, что открытость его – производное лености. В ее производном – авось пронесет. В смутной надежде, что есть другие дяди, которые все держат под контролем и позаботятся, чтобы остановить на самом крае. Будь то Высший разум или просто – Всевышний, не суть важно. Вот и хочется оставить ответ безответным, напустить туману, довериться вере. Иначе как? Один ничего не можешь. А все способны только воевать. Остается лишь верить в хорошее. Нельзя же все время жить в состоянии беды.

С таким примерно круговоротом похмельных мыслей въезжал я в 21 век. Впереди были дороги Польши и Литвы. Инаугурация на царство Путина. Башни-близнецы. Ирак. Афганские талибы. Грязный Хусейн из погреба. Война с грузинами. Труп Кадаффи. Исламский халифат. Майданы. «Украинский фашизм». Новороссия. Просто фашизм …

Все это век уже принес. Что дальше?

Владимир Скрипов