Общественно-политический журнал

 

Чего добивается Россия в ценовой войне

С подачи России страны-экспортеры нефти из ОПЕК+ выбрали войну. От этой войны выиграют импортеры нефти – Китай и Европа в первую очередь. Уже не идет никакой речи о том, что российский ВВП будет расти в 2020 году. Сейчас очевидно одно: год будет намного хуже, чем все могли ожидать, особенно для простых людей и оптимистичных инвесторов.

Уж сколько раз твердили миру, что картельные соглашения вредны для рынков и развития экономики в целом, однако все не в прок. Картели – достаточно сильный фактор, определяющий рыночные цены, но одновременно очень хрупкий. Внутри картеля у каждого его участника всегда есть желание обыграть других – в основном за счет скрытого несоблюдения договоренностей, но часто за счет выхода из картеля в самый удобный именно для этого участника момент.

Такой развал из-за выхода крупнейших участников сейчас и происходит с картелем ОПЕК+, который пытается снизить добычу нефти в ответ на падение ее стоимости. Но не может, потому что Россия уверена, что заставит страны ОПЕК сокращать добычу в одностороннем порядке.

Скважина и сланец

До 9 марта падение цен на нефть объяснялось несколькими объективными факторами: зима была очень теплой, а ситуация с коронавирусом сокращала (и сокращает) потребление нефти во всем мире. Достаточно серьезно снижается потребление авиационного топлива, поскольку множество рейсов отменено из-за вируса. Также сокращается потребление топлива со стороны предприятий, которые остановили работу в Китае.

Китай уже показал примерно 20–25%-ное снижение нагрузки на предприятия, и никто не знает, сколько еще предприятий и перевозок остановится из-за эпидемии. Тем более что она, утихая в Китае, перекинулась на весь мир.

Правительства десятков стран готовы вводить (некоторые уже вводят) широкие карантинные меры: останавливают транспорт, производства, сокращают потребление услуг и прочее. Очевидно, нужно сокращать добычу, чтобы удерживать цену на нефть. Но, как всегда в картелях, возникает вопрос: кто будет крайним, кому нужнее сокращение добычи и кто, собственно, будет это делать?

Эту проблему можно разобрать в нескольких вариантах. Самый примитивный (он же самый нелогичный) – посмотреть полную стоимость добычи нефти. Во-первых, доналоговая операционная себестоимость добычи у основных экспортеров ниже $30 за баррель (у США – около $23, России – $20, Саудовской Аравии – $9). Во-вторых, многие страны-экспортеры завязали на экспорт нефти свои бюджеты, а цены на нефть, которые нужны для балансирования бюджета, сильно отличаются от себестоимости. 

Проще всего США – они в картеле не участвуют, их бюджет на добычу нефти не завязан, экспорт нефти относительно невелик, сланцевую добычу легко остановить и начать заново, когда цена подрастет. У России, чей бюджет сильно зависит от налогов с добычи углеводородов, номинально профицит сохраняется до уровня $40 за баррель. Но реально при таком падении цены на нефть другие налоги (на прибыль, НДС на импорт и другие) будут сокращаться. Поэтому для России лучше бы цена на нефть держалась выше $45 за баррель. У Саудовской Аравии цена на нефть, балансирующая бюджет – $47,5 за баррель (а по некоторым оценкам, включающим вторичные эффекты, – выше $50 за баррель).

Разница между Россией и Саудовской Аравией не такая уж большая, и, казалось бы, стоит договориться и сократить добычу, если это позволит удержать цены. Но российская сторона выбрала противостояние – сделка не состоялась, добыча не сокращается. Нефть на вечер 9 марта торгуется по $33–36 за баррель (Brent – WTI) – падение за месяц составляет почти 50%. В моменте это наносит куда более серьезные убытки России, чем гипотетическое сокращение добычи на 3%, которое с учетом возможности легких манипуляций с измерениями, скорее всего, вообще не принесло бы потерь.

Формальное обоснование отказа России от соглашения было названо – дескать, сильное падение цены на нефть выведет из игры перекредитованных сланцевых производителей в США. Объяснение это не учитывает простейших реалий: производство сланцевой нефти легко свернуть и развернуть обратно.

Производители в США уйдут с рынка на время низких цен и вернутся, как только цены вырастут. В результате в проигрыше будут те, кто будет продавать по низким ценам в течение полугода-года. США легко переживут сокращение добычи нефти: вклад нефтедобычи в рост американского ВВП оценивается в 10%, то есть в 0,2–0,3% ВВП ежегодно, общий валовой продукт нефтегазовой индустрии не превышает 7% ВВП США.

Доля нефти в ВВП России вдвое больше – 15%. Корреляция движения российского ВВП с движениями цены на нефть – почти 99%. Очевидно, что краткосрочно Россия проиграет существенно больше, а в долгосрочной перспективе ничего не выиграет. Чем дальше, тем лучше в США технологии добычи, тем ниже себестоимость и выше доходы.

Более того, в настоящее время падение цен на нефть вкупе с корона-кризисом может привести к рецессии в США и существенной коррекции американских рынков. В этих условиях победа спокойно относящегося к России Дональда Трампа на выборах осенью внезапно оказывается под вопросом. Победа же Байдена или даже Сандерса будет означать резкий поворот американской политики в антироссийскую сторону – ужесточатся санкции, противостояние в Сирии, Запад займет более жесткую позицию по отношению к ситуации вокруг Украины. Вряд ли этого хотят российские власти. 

Возможно, действия России продиктованы личной обидой нескольких крупных политиков на сланцевую нефть. В начале 2010-х специалисты в России предупреждали Кремль о начале сланцевой революции и необходимости перестраивать стратегию на нефтяных рынках с ее учетом. Однако несколько крайне влиятельных персон заявили, что «сланцевая революция – это миф и блеф».

Кризис 2014–2016 годов оказался для Кремля внезапным ударом. Репутация сановных пророков, отрицавших сланцевую нефть, была подпорчена, их самолюбию нанесен значительный удар. Вероятно, эти люди (более самоуверенные, чем компетентные) сегодня увидели шанс наказать сланцевую нефть за то, что они ее проглядели – возможность в реальности совершенно мифическую.

Оборонительный рубеж

Конечно, может быть и такое, что Россия просто блефует, пытаясь заставить Саудовскую Аравию сокращать добычу в одностороннем порядке. У саудитов действительно ситуация похуже – с точки зрения бюджета. Зато у них значительно ниже себестоимость добычи. Кроме того, запасов нефти у саудитов больше российских в 3,5 раза – им есть смысл добывать и продавать почти по любой цене, пока вообще есть спрос на нефть. Недаром Эр-Рияд уже объявил о наращивании добычи (Россия добывает почти на пределе возможностей).

Наконец, у Саудовской Аравии, в отличие от России, есть влиятельные друзья (те же США) и хорошее имя на долговом рынке. Саудиты могут увеличить заимствования – отношение внешнего долга к ВВП у них почти такое же, как у России (16% против 13% у нас). Бюджетных резервов, кстати, у России и Саудовской Аравии тоже примерно одинаково – $520 и $570 млрд. Только вот в России живет 146 млн человек, а в Саудовской Аравии – 33 млн. Так что Эр-Рияд может позволить себе дефицит бюджета в течение многих лет – резервы, займы и дружба с США помогут.

У России таких возможностей нет – экономика не растет даже при $60 за баррель, пенсионный фонд дефицитный, доходы населения падают. О масштабных внешних заимствованиях и при дорогой нефти можно не думать – перекроют санкциями, а уж при $35 за баррель нам никто и сам не даст денег. Если Саудовская Аравия станет повышать ставки, России, где и так популярность власти падает, а впереди туманный «транзит власти», придется достаточно скоро выбросить карты. 

Хотя, возможно, Россия будет «биться до конца», несмотря ни на что. В Кремле привыкли к тому, что силовой нажим должен быть прелюдией к переговорам, и не умеют отступать – это потеря лица, чего в Кремле боятся больше всего. Отступать – опасная стратегия на фоне того, что спрос на нефть продолжает падать из-за пандемии и, возможно, упадет еще сильнее по мере закрытия крупных стран и рынков.

Нефтяной бизнес в России, конечно, будет страдать, получит меньше средств для развития (технологий разведки и добычи). Это скажется на росте резервов. Но, может быть, это не так уж плохо. Возможно, это приведет к тому, что Россия вынужденно сойдет с экстенсивного пути, диверсифицируется и будет развивать другие отрасли. 

Хуже обстоит дело с уровнем жизни россиян: стоимость нефти напрямую влияет на курс рубля. Импорт при падении курса рубля станет дороже. На импорт завязано не только конечное потребление, но и основная масса российского производства – от сельского хозяйства до немногих высоких технологий.

Резко сократятся сбережения – у большого количества россиян, соблазненных долгим (в российском понимании этого слова – почти двухгодовым) ростом курса рубля, они хранились в отечественной валюте.

В 2019 году было открыто рекордное количество инвестиционных счетов, ретейл-инвесторы инвестировали в растущий (вернее, восстанавливающийся) рынок российских акций. Теперь им придется переоценить свои сбережения сильно вниз. Падение курса рубля (при доле импорта почти 40% в потреблении домохозяйств) заставит общество сократить и сбережения, и покупки производимых в России товаров и услуг. Это ударит по и без того слабому российскому бизнесу.

Скорее всего, эпидемия утихнет через 6–12 месяцев, а следующая зима будет холоднее, и потребление нефти опять увеличится. Цена нефти вернулась бы к своему разумному диапазону $55–60 за баррель, если бы страны ОПЕК могли действовать согласованно. Но война (даже ценовая) – это всегда разрушения и потери.

С подачи России страны-экспортеры нефти из ОПЕК+ выбрали войну. От этой войны выиграют импортеры нефти – Китай и Европа в первую очередь. Им низкая цена ресурсов очень поможет в условиях вызванного эпидемией падения производства. От этой войны сильно проиграют небольшие страны-экспортеры, от Азербайджана до Йемена, которые еще не до конца оправились от падения цен в 2014 году.

Уже не идет речи о том, что российский ВВП будет расти в 2020 году, если только Росстат не окажет на него магического воздействия своей методологией – даже если пессимистичные прогнозы распространения пандемии не оправдаются. Сейчас очевидно одно: год будет намного хуже, чем все могли ожидать, особенно для простых людей и оптимистичных инвесторов.

Андрей Мовчан