Старый Стол

Есть такое мудрое изречение: «Всё надо делать во время или чуть раньше». Сказать просто, но вот сделать «во время или чуть раньше» редко когда получается, а потом горестно сетуем: «Да, задним-то умом мы все крепки». Так получилось с моей роднёй — отцом с матерью, сестрой с семьёй и бабушкой. Когда 43 года назад по счастливому стечению обстоятельств мне удалось навсегда покинуть СССР и оказаться в Америке, они об эмиграции и не думали, остались дома и жили себе, как и прежде, получая от меня еженедельные письма-отчёты.

Но, как порой бывает: не было счастья, да несчастье помогло. Незадолго до московской Олимпиады 1980 года с моей сестрой случилась беда — у неё возникло массированное кровоизлияние в оба глаза и она полностью ослепла. В московском институте им. Гельмольца, где ей безрезультатно пытались помочь, намекнули, что её единственный шанс — это обратиться к американской глазной хирургии. Как только я об этом узнал, немедленно связался с клиникой в Балтиморе и ведущий глазной хирург мне сказал: «Да, в таких случаях иногда удаётся помочь, но чтобы сказать более определённо, мне нужно видеть пациента».

Легко сказать: «видеть пациента» — в те времена попробуй-ка привезти пациента из СССР в Америку! После того, как советские начали войну в Афганистане, в Холодной Войне наступили лютые заморозки, ворота захлопнулись и эмиграция из страны сузилась до едва заметного ручейка, а из многих городов, в одном из которых жила моя родня, и вовсе прекратилась. Разумеется, я со своей стороны делал, что мог, чтобы привезти сестру в США для лечения: писал письма с просьбой о помощи разным сенаторам и конгрессменам, пытался даже просить Брежнева через его американских знакомых: руководителя компании Пепси-Кола Дональда Кендалла и старого прохиндея Арманда Хаммера, который в своё время «приятельствовал» со всеми советскими вождями от Ленина до Брежнева. Всё без толку. Единственный шанс, который у мой родни оставался — это переехать из закрытого города, где они жили, в какой-то другой район страны, лучше не в России, а в одну из «братских» республик, откуда узкий эмигрантский ручеёк ещё продолжал сочится на Запад. Этим они и занялись.

Молодым читателям может неизвестно, что в советские времена поменять место жительства было весьма сложно. Оной из лазеек являлся обмен квартиры на «равноценную». Моя мать развила бурную деятельность: давала объявления в отдалённых городах огромной страны, писала письма, ездила на встречи с разными людьми, дневала и ночевала на телефонных переговорных пунктах. В конце концов её усилия увенчались успехом и года через полтора ей удалось найти квартирный обмен в Тбилиси, вернее — в его пригороде Глдани.

Желающим переехать из благодатной Грузии на Урал, что само по себе было весьма необычно, оказался странный субъект — лейтенант советских военно-воздушных сил. Впрочем, объяснение такого желания оказалось простым — его перевели служить из Грузии на Урал. Моя мать отправилась в Тбилиси чтобы познакомиться с офицером и посмотреть, что за обмен он предлагает. Двухкомнатная квартирка оказалась в районе, населённом в основном курдами, в девятиэтажном доме недавней постройки, нo до изумления обшарпанном и преждевременно состарившимся. Да и внутри всё было запущенным и разбитым, мебели в квартире было мало, только шифоньер со скрипучими дверцами, несколько ковров на полу и стенах, пять-шесть стульев, да видавший виды старинный стол посреди комнаты. Всё, что там могло сломаться, уже сломалось, а что не могло сломаться, сломалось тоже.  Вода из кранов не текла, канализация не работала, в стенах были дыры, стёкла в окнах треснутые, двери не закрывались или не открывались. Во дворе за домом лежали кучи мусора, который, похоже не убирали годами, и южное солнце с трудом продиралось сквозь тучи наглых жирных мух. Но выбора не было — приходилось соглашаться на то, что есть.

Хозяином квартиры был маленький, пузатый, но юркий, как хорёк, курд лет сорока. Звали его Арсад. Мою мать он встретил радушно, по случаю приезда дорогой гостьи нацепил на майку лейтенантский китель с парой медалей, а на голову — фуражку с голубым околышком. Он сразу объявил ей, что по-курдски его имя означает «честный», и честность есть его жизненное кредо. Он, разумеется, такого мудрёного слова не знал и употребил какое-то другое. Её усадили за шаткий стол и с восточным гостеприимством угостили замечательным обедом. Арсад сказал, что квартиру на Урале он смотреть даже не будет, верит на слово, что она в хорошем районе, но за обмен требует магарыч в десять тысяч рублей. Эта сумма равнялась примерно четырёхлетней зарплате моего отца. Мать пыталась сторговаться на меньшее, но честный Арсад был непреклонен, даже несколько раз становился в обиженную позу и клялся, что только из глубокого уважения к моей матери он соглашается принять такую мизерную сумму. Делать было нечего, ударили по рукам и она вернулась домой.

Продали старенький «Москвич», на котором ездил мой отец, продали прекрасную библиотеку, которую мать собирала годами, кое-что из мебели, старинное пианино, и кое-как наскребли десять тысяч. Мать дала телеграмму в Тбилиси, что деньги есть и документы оформлены. Через неделю Арсад появился в Свердловске со всеми нужными бумагами об обмене, получил деньги и сказал, что мои родственники могут въезжать в его квартиру когда хотят. Он уже отправил сюда из Тбилиси мебель и все вещи, а его жена с детьми на время перебралась к двоюродной сестре в Баку и скоро сама сюда переедет. Сам он сейчас на целый месяц летит на Дальний Восток по служебным делам.

Вот так моя родня оказалась в Тбилиси. Прежде, чем в местном ОВИРЕ у них приняли бы документы на эмиграцию, положено было прожить в Грузии несколько лет. Время безжалостно утекало, унося с собой шансы вернуть зрение моей сестре, но иного выхода не было.

Когда приехали они в Тбилиси, увидели, что квартира засыпана мусором, стоял удушливый гнилой запах. В ожидании новых жильцов по комнатам бродили ленивые крысы, по стенам ползали пауки, а пугливые тараканы разбегались при появлении людей и прятались в многочисленных щелях. От прежних жильцов в квартире остался старый стол, стоявший посреди комнаты на толстых резных ножках. Давным-давно был этот стол наверняка весьма красивым и добротным, но за свою долгую жизнь совершенно одряхлел, стал шатким, щербатым, с проломанной верхней доской — рухлядь, да и только. Кому такой нужен? С немалым трудом уволокли его на помойку за домом и бросили в кучу мусора у забора. Сразу же стали приводить квартиру в менее-более приличный вид: всё помыли, почистили, вывели крыс, пауков и тараканов, залатали дыры, починили пол и двери, покрасили стены, и стали жить-поживать.

Прошёл месяц после их переезда. Однажды ночью когда все спали, раздался настойчивый стук в дверь. Сонный отец пошёл открывать, а в дверь уже колотили во всю мочь. За порогом стоял Арсад, в руке он держал небольшой чемодан. Глаза его горели недобрым огнём, а губы дрожали. Ни слова не говоря, он оттолкнул моего отца и ворвался в комнату. Подбежал к обеденному столу, содрал с него скатерть, огляделся вокруг, потом не спросив позволения кинулся в другую комнату, затем вернулся обратно и злобно завопил, путая русские и грузинские слова:

— Воры! Курдеби! Проклятый воры! Магида сад арис? Куда девали? Атвечай, проклятый воры!

Никто уже не спал и все, кроме моей слепой сестры, с испугом смотрели на ночного визитёра. Мать почти с силой усадила его на стул и подала стакан воды:

— Что случилось, Арсад? Что вы потеряли? Не кричите, а скажите толком…

Лейтенант глотнул воды, отдышался и сказал:

— Мой стол! Ви куда дивал мой стол? Атвечай немедленно!

Ему объяснили, что стол был совсем негодный, поломанный и они его выбросили.

— Вибросил! Куда?! — снова завопил Арсад, вскакивая со стула, — гавари скарее куда вибросил?

— На помойку, куда ещё, — ответил отец, — вы, успокойтесь, отдохните, а утром, когда будет светло, я вам покажу.

— Зачем утром, сейчас веди!

Юра, муж моей сестры, оделся и они с Арсадом пошли во двор к забору, куда месяц назад был выброшен старый стол. Арсад разгрёб руками мусорный завал, с Юриной помощью выволок на лунный свет тяжёлый стол, внимательно оглядел его и сказал:

— Отвёртка надо.

Юра сбегал домой, принёс отвёртку и Арсад отвинтил четыре толстые ножки, потом, как младенца, прижал их к груди и они вернулись в квартиру. Там он аккуратно уложил ножки на скатерть обеденного стола, что стоял посреди комнаты, и стал их внимательно рассматривать, ворча себе под нос:

— Жена мой — совсем дурак. Уехал в Баку, ничего мне про стол не сказал. Я вес мебел перевёз, толко стол не взял, совсем старий стол, зачем такой… Пачему я мог знат про стол, если она мне никогда про стол не гаварил… Совсем женщина дурак — от муж такой секрет прятал…

Наконец, на одной ножке у самого её верха он разглядел еле заметную щель, вставил туда конец отвёртки, подвигал ею в разные стороны, а затем сильно нажал. Верхушка оказалась крышкой, она отскочила и все увидели, что в торце было глубокое отверстие. Арсад заглянул внутрь, лицо его расплылось в улыбке и он торжественно сказал: «Сматри, что покажу!» и перевернул ножку над скатертью.

И тут, словно из рога изобилия, из ножки сверкающим дождём посыпались камешки: бриллианты, рубины, изумруды, топазы… Много драгоценных камушек разных цветов и размеров; пожалуй полный стакан с верхом набрался бы. От их блеска казалось посреди южной ночи в комнате засияли звёзды. Арсад снова взял отвертку и с остальными тремя ножками проделал такую же процедуру. Нашёл и на них крохотные зазубрины, отщёлкнул неприметные крышки и из раскрывшихся тайников вывалил на скатерть множество новых сокровищ: золотые монеты царской чеканки, жемчужные ожерелья, золотые кольца, перстни и кулоны с драгоценными камнями. Вскоре на столе образовалась внушительная куча потрясающе красивых предметов. Куда там бриллиантам мадам Петуховой из «12-и Стульев» на какие-то жалкие 70 тысяч рублей! Перед глазами моих ошарашенных родственников на скатерти сверкали сокровища на миллионы долларов. Все, раскрыв от изумления рты, молча стояли вокруг стола и смотрели на это богатство, словно из сказок «Тысяча и Одной Ночи», чудом возникшее в их бедной квартирке. Только мать на ухо рассказывала моей сестре, что тут происходило, поскольку эту красоту та видеть не могла.

Насладившись впечатлением, Арсад достал из чемодана кожаный мешок и неторопливо стал укладывать туда всё своё богатство:

— Ну, тепер панимаеш, какой это бил стол? Тепер панимаеш, пачему я бил такой нервний?

— Погодите, Арсад, — спросила моя мать, наконец очнувшись от изумления, — а почему же тогда ваша жена уехала в Баку, а все эти ценности не взяла с собой?

— Она думал, что я вес мебел заберу и на Урал привезу, и стол тоже заберу. Я про ценности в стол ничего не знал. Она много лет секрет от муж держал! Ничего мне не гаварил. Если хочешь, сейчас расскажу как это било. Тут такая история… Слушай… Значит так: у мой жена бил дедушка. Я его никогда не видел. Давно умер дедушка. В Истамбул умер…

И Арсад поведал ошеломлённой публике удивительную историю про дедушку своей жены, который до большевистской революции был самым богатым в Баку человеком, владевшим нефтяными месторождениями. У него даже прозвище было: «Нефтяной Король». Когда пришла советская власть и конфисковала все его владения, он, опасаясь за свою жизнь, бежал в Турцию, а его жена с дочкой остались в Баку. Дедушка надеялся, что большевики долго не продержатся и он скоро сможет вернуться назад. Свои драгоценности он с собой взять не мог и спрятал их в ножках старого стола. Про этот секрет знала только его жена, то есть бабушка арсадовой жены. Вернуться назад у дедушки, естественно, не получилось, и вскоре в Стамбуле он умер – не то от болезни, а может, убили его. Бабушка хорошо понимала, что при советской власти говорить про сокровища опасно, а потому хранила тайну до конца своих дней, и только перед смертью поведала её дочери, будущей тёще Арсада. А когда и её жизнь подошла к концу, она рассказала про драгоценности своей дочке, жене Арсада, которая, как её мать и бабушка, берегла секрет и сам старый стол так долго, как могла.

Закончив своё повествование Арсад вздохнул, горестно покачал головой и сказал:

— Ай-яй! Мой жена савсем дурак, такой важний секрет от муж прятал! Пачему, скажи, а? Когда я приехал из далний восток в новий квартира, которий у вас поменял, жена ругался силно, кричал громко, «где стол?» гаварил. Тогда она мне всё рассказал про эти ценности, и так я в Тбилиси сразу полетел, стол искат. Панимаеш тепер почему у простой советский лётчик такой богатий вещи в стол спрятан?

Он аккуратно уложил распухший кожаный мешок со всеми своими сокровищами в чемодан, перетянул его снаружи ремнём, помахал всем рукой и ушёл.

—— —— ——

Прожив в курдском районе Тбилиси три долгих года, мои родственники подали документы на эмиграцию и через полгода им дали разрешение на выезд в Израиль, а ещё через полгода они прилетели в Америку. К сожалению, глазные хирурги моей сестре уже ничем помочь не могли — слишком много ушло времени.

Яков Фрейдин

©Jacob Fraden, San Diego, 2020

Вышел из печати сборник рассказов Якова Фрейдина «Степени Приближения»
Его можно заказать в электронной форме:
В России
В других странах
Бумажный вариант можно купить на Амазон
Веб–сайт автора: www.fraden.com