Вы здесь
«Государство просто отступит там, где оно неэффективно»
Чтобы въехать в деревню Колионово Московской области, чиновник должен предъявить справку о своем психическом здоровье. Правило появилось шесть лет назад, и его никто не отменял. Глава местного фермерского хозяйства Михаил Шляпников гремел тогда на весь мир. Иностранные СМИ рассказывали о «первом в мире криптофермере», который ввел в крошечной деревне с населением девять человек собственную валюту — колион, а российские власти объявили бывшего банкира «угрозой национальной финансовой системе». Были суды, Шляпникову светил реальный срок, но — пронесло. Недавно фермер удалился из всех социальных сетей. Но мы с ним поговорили.
— Чем вы сейчас занимаетесь?
— Сегодня сажали деревья со сроком продажи в 2030 году. Заказчик их уже оплатил. У нас стабильность, полная ясность бизнеса, горизонт планирования, как видите, более десятилетия. Мы окончательно перешли в автономный режим, нам не нужны банки, и мы не боимся кризисов. Что касается деревни, внешне она изменилась мало. У нас не было цели создать «оазис счастья». Будь я помоложе, сделал бы из Колионова витрину и конфетку, всех нарядил в платочки и красные шаровары. Но силы надо экономить. Есть задачи поважнее показухи.
— Почему вы ушли из соцсетей?
— Я целиком сосредоточился на своем деле. Внешние раздражители стали мешать. Мир переживает потрясения и кризисы переходного периода от аналогового состояния к цифровому. Эта жесткая фаза продлится несколько лет. Но мне она неинтересна: сам я уже перескочил в будущее.
— И как там, в будущем?
— Научно-технический прогресс позволил избавиться от суеты, хайпа и неопределенности. Это хороший мир. В старый мне возвращаться не хочется.
— Как поживает ваше хозяйство?
— Мы сделали то, что хотели: показали модель фермерского хозяйства, основанного на собственной «валюте». Стали независимыми от банковских кредитов и государственных субсидий. В какой-то момент мы достигли точки, где надо было либо масштабировать проект, либо сворачивать. Масштабировать не могли: в стране ввели запретов еще больше, чем когда мы начинали. Но и сворачивать не хотели: за рубежом наша задумка воспринята на ура, к нам постоянно ездят за опытом. Мы превратились в консультантов. В России колион перешел в полуподпольное состояние. Зато по всему миру появляются решения, основанные на нашей модели. Наше собственное хозяйство тем временем работает: поля вспаханы, заказы расписаны на годы вперед.
С чего начинался колион
Основные затраты фермеров приходятся на весну, когда денег в хозяйстве нет. В России широко практикуется бартер: кредитование натурой под залог будущего урожая. Ставки товарного кредита устанавливаются произвольно; часто осенью фермеру приходится отдавать весь урожай. В 2014 году Михаил Шляпников выразил бартер через условную единицу — колион, привязав его не к рублю, а к некой продуктовой корзине. Колион был выпущен в виде сувенирных бумажных знаков, затем стал торговаться как криптовалюта. Благодаря ее выпуску, к февралю 2018 года фермеру удалось привлечь $5 млн. Михаил Шляпников объявил, что отныне колион — внутреннее расчетное средство конкретного хозяйства, а также набор алгоритмов для создания подобной модели в любом другом месте.
— Вы — держатель франшизы? Имеете долю в бизнесе своих последователей?
— Нет, и цели такой нет. Я даже не требую, чтобы они свои валюты называли именно «колион», мне такие мелочи не интересны. Мы проконсультировали около сотни проектов. У кого-то уже была своя расчетная единица. Кто-то пошел дальше нас: задействовал математические алгоритмы, привязал свой «колион» к крипте и банковской карте, интегрировал в PayPal. Единая модель колиона перестала существовать, она раздробилась на тысячи локальных кейсов.
— Это какие-то подпольщики? Аграрные хакеры?
— Вовсе нет. Это в России мы все подпольщики, все запрещено. Правда, декларируемая властями монополия рубля — фикция, в ходу и бартер, и иностранная валюта. В той же Германии легально «живет» около трех тысяч альтернативных валют, не умерла дойчмарка, расчеты идут даже в австрийских шиллингах. Там власть не впадает в панику, когда община или кооператив эмитируют свою расчетную единицу. Но нужен был человек, который все это разношерстное творчество масс свел бы в систему. Вышло так, что этим человеком стал я. Мы дали гибкую, но четко структурированную модель. Ее можно брать как есть, можно приспосабливать под свои задачи.
— Кто к вам обращался за консультацией?
— Из экзотики — американские индейцы, а также ребята вроде амишей и мормонов, которые ездят на лошадях и живут без сотовой связи. Но в основном — местные общины, коммуны, крестьянские, профессиональные союзы. Сообщества по интересам, например, рыбаки-любители. Мэры небольших городов. По странам — их десятки: США, государства Латинской Америки, почти вся Европа, естественно, Китай. Мы с каждым садились, вываливали на стол «конструктор „Лего“», вам что из этого нужно? Забирайте, компонуйте под себя.
— А что делают мэры в этой компании?
— У меня был глава небольшого итальянского города. После пандемии ему хотелось поддержать людей и бизнесы, а нечем. Привлекли университет Сиены — те показали, как можно собственной эмиссией удвоить бюджет. Ко мне приезжали за конкретными деталями. Хоть у него город, а у меня деревня, я-то давно в этом варюсь. А чему вы удивляетесь? Коммуны Швейцарии давно делают то, что в царской России называлось «земская эмиссия». Флорида собирается этим заняться. Только там к фермеру и мэру приходят профессора из Сиены, а у нас прокуратура.
— А все-таки, колион есть или нет?
— На криптобиржах остались какие-то следы (на криптобиржах еще попадаются котировки колиона: примерно $0,6 за колион. — Прим. Plus-one.ru). Я за этим не слежу, вернулся к первоначальной идее 2014 года, что колион — это стоимость некой продуктовой корзины. Только корзина с тех пор увеличилась. Было кило картошки, стало кило сто. У нас дефляция, заметьте. На самом деле, мы сейчас готовимся к новому проекту.
— Какому?
— Внедрению упомянутой земской эмиссии в России. Инициатива на самом деле не наша, мы вновь — консультанты. Работаем с известными экономистами, пока не буду говорить, с кем. Были контакты с федеральными властями, на словах готовы поддержать.
— Неужели ЦБ и минфин, которые объявляли вас «врагом государства»?
— Нет, другие чиновники, которые отвечают за регионы, за реальную экономику и пока не понимают, что делать-то, везде дыра на дыре, все разваливается. Предполагается, что с инициативой выступят местные депутаты некоего региона. Начать хотят с точечных этюдов, например, реставрация старой котельной в районном центре. Широкое внедрение системы ожидается через два-три года, когда хорошие результаты покажут «пилоты». Интерес местных властей есть, но не все в восторге. Получать финансирование «сверху» — это ведь удобно. И на земской эмиссии не украдешь — в России это для проекта жирный минус.
В царской России низовые органы власти (земства) имели право выпуска собственных облигаций, а также почтовых марок: последние негласно выполняли функцию местных денег. С 1917-го до 1922 года многие земства открыто выпускали локальные деньги: советский расчетный знак из-за чудовищной инфляции был бесполезен. Сегодня есть такой инструмент, как муниципальная облигация, однако на практике их выпускают редко из-за закредитованности большинства регионов перед федеральным центром.
— Регион просто берет и выпускает свои деньги? Но чем они обеспечены?
— Я связываю надежды с выходом цифрового рубля. Он позволяет проводить такие решения на местном уровне, и вопрос с обеспечением там изящно обойден, потому что цифровой рубль живет как надстройка к рублю обычному. Выпуск цифрового рубля чуть ли не в этом году анонсировал «Сбер». Я думаю, начинание будет иметь колоссальный успех, и процесс не остановить. А суть процесса в том, что государства чем дальше, тем больше будут делегировать свои функции корпорациям. Тот же «Сбер», создав экосистему, уже замкнул на себя множество жизненно важных для гражданина функций.
Возникнет ли конфликт государств и корпораций? Раньше я думал, что да, теперь понимаю, что современные алгоритмы не предусматривают конфликта. Государство просто отступит там, где оно неэффективно. Это случится быстрее, чем вы думаете. Я отвожу этому процессу лет пять.
О планах выпустить цифровой рубль объявили ЦБ и «Сбер». Согласно ЦБ, цифровой рубль — «дополнительная форма российской национальной валюты». Им смогут пользоваться как граждане, так и корпорации и государство. Концепции расходятся: так, по версии «Сбера», цифровым рублем автоматически объявляется весь «безнал». Вероятно, оба ведомства выпустят собственные крипторубли, которые будут конкурировать друг с другом.
— В российской экономике ситуация так себе. По-вашему, что происходит?
— Налицо, во-первых, управленческий коллапс. Во-вторых, критическая зависимость производства от больной финансовой системы. Наконец, в-третьих, желание правительства получить эффект быстро и неготовность работать вдолгую. Рывком хотели ввести импортозамещение, уйти от нефтяной иглы, дать миллионы современных рабочих мест, осчастливить пенсионеров и бюджетников. Не пахать и не сеять, а сразу съесть. Так это не работает. Провал идет по всем направлениям, и я даже не представляю, чем это может закончиться.
— У России, допустим, свой путь, а каким вы видите мир новой экономики?
— Корпоративные решения окажутся более результативными. Tesla уже подменила собой всю мировую космонавтику. «Сбер» показывает более эффективную систему социального управления, чем госпрограммы. Цифровые рубль, доллар и юань оттеснят старушку ФРС. Нас ждет переход в новое фазовое состояние. Шансы попасть в прекрасный новый мир у России пока остаются. К сожалению, степень управленческого коллапса такова, что надежды мы можем связывать только с корпорациями.
— Властью корпораций обычно пугают.
— Пока что миром правит страх. Сильные мира сего не могут решить, что эффективнее для управления людьми — кнут или пряник. Если решат, что кнут, то после окончания пандемии придется искать новый страх. Обидно, что технически мы уже в состоянии разобраться с бедностью, исчерпанием ресурсов, глобальным потеплением и другими проблемами. Но проблемы нужно поддерживать, ведь нужна страшилка. Я все-таки верю, что в скором будущем людей будут мотивировать не страхом, а надеждой.