Необольшевизм - те, кто были ничем, с приходом во власть, делают ничем всех

"До начала 1917 года - кануна русской революции - большинство людей, которых мир узнал под именем "большевики", мало чего достигли в своей жизни, - пишет обозреватель The Washington Post Энн Эпплбаум. - Они были периферийными фигурами даже в российском революционном подполье".

"Никто из них не сыграл крупной роли в Февральской революции, - говорится в статье. - Спустя семь месяцев большевики встали у руля".

На взгляд Эпплбаум, события 7 ноября 2017 года не были случайностью. "Ленин начал замышлять насильственный захват власти раньше, чем узнал об отречении царя", - поясняет автор. Ленин, находясь в Швейцарии, не мог ничего знать о новом правительстве, которое привела к власти Февральская революция. "Но этот человек, который посвятил большую часть предыдущих 20 лет борьбе с "буржуазной демократией" и резкой критике выборов и партий, уже знал, что хочет разгромить это правительство. Именно его экстремизм убедил правительство Германии, в то время воевавшей с Россией, помочь Ленину с осуществлением его планов", - говорится в статье.

"Итак, германское правительство пообещало Ленину финансирование, посадило его и еще 30 большевиков (среди которых были его жена Надежда Крупская и его любовница Инесса Арманд) в поезд и отправило их в революционный Петроград", - говорится в статье.

Эпплбаум пишет о деятельности Ленина в 1917 году: "Применив формулу, которую в последующие десятилетия имитировали и повторяли демагоги всего мира - в том числе нынешние демагоги, о которых я подробнее напишу ниже, - он и другие большевики предлагали беднякам упрощенные ответы на сложные вопросы".

По мнению автора статьи, в 1917 году сказки, рассказанные Лениным, Троцким и другими, "убедили фанатичное и преданное меньшинство, готовое убивать ради своего дела". И в политическом хаосе такого меньшинства оказалось достаточно.

На взгляд Эпплбаум, большевикам было несложно захватить власть, но удержать ее было сложнее. "В других странах социалисты употребляли маркистский термин "классовая борьба" как метафору; они имели в виду только соперничество классов, которое, возможно, проявлялось при голосовании или, в крайнем случае, в мелких уличных боях. Но большевики с самого начала всегда воображали настоящую войну между классами, сопровождаемую подлинным массовым насилием, которая должна была физически уничтожить аристократию и буржуазию, физически уничтожить их магазины и заводы, физически уничтожить школы, суды, прессу", - говорится в статье.
"Хаос был колоссальным. Но в России многие приняли это разрушение. Они уверяли, что "система" была такой коррумпированной, такой невосприимчивой к реформам или к исправлению, что ее пришлось разрушить", - пишет автор.

Переходя к сталинскому террору, автор пишет: "Спустя два десятилетия после октября 1917 года революция пожрала не только своих детей, но и своих основателей - людей, которыми двигала страсть к разрушению. Она создала не красивую новую цивилизацию, а сердитое, недовольное и озлобленное общество, которое разбазаривало свои ресурсы, строило уродливые, бесчеловечные города и ставило новые рекорды зверств и массовых убийств. Даже когда после смерти Сталина в 1953 году СССР стал менее жестоким, он оставался неискренним и нетерпимым, настаивая на видимости единства".

"После краха СССР в 1991 году, - продолжает Эпплбаум, - большевизм был так дискредитирован, что четверть века казалось, что большевистское мышление исчезло навеки. Но теперь внезапно, в год 100-летия революции, оно вернулось".

Выглядит оно не совсем так, как в 1917 году. В Испании и Греции марксисты создали мощные политические партии, нынешний лидер британских лейбористов Корбин - "из числа старых просоветских ультралевых", полагает автор.
"В США левые марксистского толка тоже сплотились на периферии Демократической партии (а иногда даже не на периферии), а также в университетах и колледжах, где они цензурируют, словно полиция, высказывания своих приверженцев, стараются не допустить, чтобы студенты знакомились с противоположными взглядами, и преподают мрачную, негативистскую версию американской истории, которая продуманно сеет сомнения в демократии и отбрасывает тени на все политические дебаты. Последователи этих новых "альтернативных левых" презрительно отвергают самый элементарный патриотизм и поддерживают противников Америки хоть в России, хоть на Ближнем Востоке. Как и в Великобритании, они не помнят прошлого своих идей и не видят связи между своим лексиконом и словами, которые употреблялись фанатиками в другую эпоху", - говорится в статье.

Но пока что "новые левые" не пришли к власти и не смогли устроить настоящую революцию, пишет автор. "В действительности самые влиятельные современные большевики - люди, которые, подобно Ленину и Троцкому, начинали путь на экстремистской периферии политической жизни и теперь занимают ответственные и по-настоящему влиятельные посты в нескольких западных странах, - порождены совершенно другой политической традицией", - говорится в статье.

"Дональд Трамп, Виктор Орбан, Найджел Фарадж, Марин Ле Пен и Ярослав Качиньский - их часто называют "ультраправыми" или "альтернативными правыми", но эти необольшевики имеют мало отношения к тем правым, которые участвуют в западной политической жизни со Второй мировой войны, и никак не связаны с существующими консервативными партиями", - полагает Эпплбаум. В послевоенный период все западные консерваторы - это приверженцы представительной демократии, религиозной толерантности, экономической интеграции и западного альянса.

"Напротив, необольшевики из числа новых правых или альтернативных правых не хотят сохранять или беречь то, что существует", - говорится в статье. По мнению автора, если Ленин и Троцкий предлагали ложную картину будущего, то эти политики рисуют ложную картину прошлого: "миры, состоящие из этнически-чистых или расово-чистых стран, старомодных заводов, традиционных иерархических отношений между мужчинами и женщинами и неприступных границ. Их враги - гомосексуалисты, расовые и религиозные меньшинства, защитники прав человека, пресса и суды".

"Они в чрезвычайной степени переняли у Ленина его отказ от компромиссов, его антидемократическое возвышение некоторых социальных слоев над другими, его злобные нападки на "нелегитимных" противников", - считает автор.
По мнению Эпплбаум, даже британская политическая жизнь "теперь пронизана ленинистским лексиконом".

Трамп однажды употребил в Twitter выражение "враг американского народа". По мнению автора, объявление политических противников "неамериканцами" и "элитистами", а прессы - "фейковыми новостями" - только первый шаг. "Если отнестись серьезно к некоторым словам этих экстремистов, то их эндшпиль - уничтожение существующего политического строя, в том числе, возможно, конституции США - был бы понятен большевикам". "Ленин, - сказал историку Рональду Рэдошу Стив Бэннон, бывший главный стратег администрации Трампа, - хотел разрушить государство, это и моя цель. Я хочу все обрушить и уничтожить весь сегодняшний истеблишмент".

Автор вопрошает, имея в виду Трампа: "А что дает президенту, который не набрал большинства голосов избирателей, право это делать? Тоже знакомое понятие - "народ". Это мистическое понятие, крайне далекое от реально существующего населения Америки, но поразительно похожее на ту "толпу", от имени которой Троцкий говорил в петроградском цирке". По мнению Эпплбаум, понятие "народ" довольно похоже на "диктатуру пролетариата", а также на то, что Марин Ле Пен подразумевает под "нацией", а польская партия "Право и справедливость" - под "сувереном".

"Как и их предшественники, необольшевики - тоже лжецы. Трамп лжет с патологической серьезностью по мелочам и по-крупному", - пишет автор. Ле Пен обвинена в том, что ее партия жульнически получила деньги у Европарламента. Партия "Право и справедливость" притворяется, что ее атаки на польскую конституцию - всего лишь "судебная реформа". Орбан скрыл подробности (вероятно, коррупционного характера) российских инвестиций в АЭС в Венгрии. По словам Эпплбаум, необольшевики создали свои "альтернативные СМИ", полагая, что "в прогнившем мире правдой можно жертвовать во имя "народа" или с целью ударить по "врагам народа"".

"И наконец, нечто самое болезненное: есть намеки, а иногда нечто большее, чем намеки, на то, что среди необольшевиков возрождается вера в очистительный потенциал насилия", - пишет автор. Эпплбаум поясняет: "В Европе ультраправые и ультралевые экстремисты всегда чувствовали вкус к идее насилия. Но теперь эта нигилистическая жажда катастрофы отчасти пришла в мейнстрим и даже добралась до Белого дома". Процитировав высказывания Трампа и Бэннона, автор заключает: "Готовьте оружие, потому что эти люди хотят, чтобы вы и ваши дети истекли кровью и умерли ради цивилизационного обновления".

"К счастью, мы живем не в Петрограде 1917 года", - продолжает журналистка. По ее мнению, западные государства пока не настолько слабы, как Российская империя в тот период. Вдобавок "во многих странах континентальной Европы демагог, подразделяющий страну на врагов и патриотов, возбуждает нелестные ассоциации и пробуждает неприятные воспоминания".

Эпплбаум замечает: "Пожалуй, неслучайно необольшевистский лексикон пока имеет беспрецедентный успех в Британии и США - двух странах, которые никогда не знали ужасов оккупации или недемократической революции, приведшей к диктатуре. Этим двум странам недостает иммунитета, который есть у многих европейцев".
Автор отмечает, что у англосаксонских стран есть свои сильные стороны в этой ситуации, и надеется, что американцы и британцы постепенно научатся распознавать ложь.

"Но благодушное спокойствие непростительно. Таков урок этого зловещего столетнего юбилея", - пишет автор. "Если система достаточно ослаблена, а оппозиция в достаточной мере расколется, если правящий режим в достаточной мере коррумпирован, а народ достаточно возмущен, экстремисты внезапно могут выйти в центр событий, где их никто не ждет. А потом потребуются, возможно, десятки лет, чтобы восполнить ущерб", - заключает Эпплбаум.