Вы здесь
Что скрывает внутри себя сегодняшний мир?
Вековой юбилей Великой войны (11 ноября 1918-го сложила оружие Германия; ее союзники капитулировали несколькими днями раньше) — это, на первый взгляд, чисто календарное событие. Не осталось ветеранов и свидетелей. Ужасы Второй мировой как бы заслонили кошмар Первой. Тем более, что лавину событий, начавшихся в 1914-м, часто трактуют как результат неудачно сцепившихся случайностей. Как трагедию, произошедшую по недоразумению, которой поэтому вполне можно было избежать. Не думаю, что это так. Наследие Первой мировой случайным не было. Оно перебороло все попытки его изжить, а поставленные тогда вопросы так и остались в повестке.
Большинство существующих сегодня государств Центральной и Восточной Европы и Передней Азии возникли или хотя бы были намечены на уровне проектов в конце той войны или в ближайшие годы после нее. От Финляндии до Австрии, от Эстонии до Польши, от Украины до Грузии, от Турции до Израиля сотни миллионов людей живут сейчас в национальных государствах, возникших на месте провинций или метрополий распавшихся в той войне империй — Российской, Османской, Германской и Австрийской.
За прошедший век многие из этих новых стран временно исчезали или надолго превращались в государства-суррогаты (вроде наших союзных республик), но сегодня все они снова на карте. Строительство национальных государств, так резко ускоренное Первой мировой, оказалось исторической неизбежностью, а все грандиозные попытки повернуть этот процесс вспять — временным отклонением от магистрального пути. Хотя имперские шлейфы и сегодня тянутся за растаявшими в прошлом державами.
Скажем, жители большинства краев былой Австро-Венгерской империи испытывают к ней сейчас сентиментальные чувства. Сарказм и отвращение, с которыми ее описывал Ярослав Гашек, понятны только ценителям художественного слова и знатокам исторических нюансов, а в глазах большинства выглядят чем-то архаичным. Но это же большинство даже не думает о восстановлении того милого и уютного, как нынче кажется, многоплеменного государства. Коррекция состоялась, реставрация — нет.
Другим историческим последствием Первой мировой, которое сначала выглядело мимолетным эпизодом, а потом взяло свое, стала глобальная роль Соединенных Штатов.
В конце этой войны США оказали антигерманскому блоку внушительную материальную и довольно скромную военную помощь. Их вклад не выглядел огромным. Но эта поддержка стала решающей. После Брестского мира весы стояли ровно. Больше трех четвертей немецких сил были стянуты на Западный фронт. Весной 1918-го германское командование считало, что выигрывает войну или, как минимум, приближается к тому, чтобы заставить французов и британцев признать ничью. Без Америки что-то подобное, видимо, и произошло бы. И когда в 1919-м президент Вудро Вильсон приехал на Парижскую конференцию, его не зря встречали как божество, намеренное вершить судьбы человечества. Он и сам разделял эту точку зрения.
Всех, кто так думал, тогда ждало огромное разочарование. Американский истеблишмент вскоре отторг Вильсона и вернул свою страну к изоляционизму. В нем долго видели обанкротившегося фантазера. Но в 1940-е, в разгар поражений европейских демократических режимов, Соединенные Штаты вернулись к той роли, которую вчерне наметил Вильсон, и держатся ее до сих пор. Или, по крайней мере, держались до прихода Трампа. Он стал первым за много десятилетий американским президентом, открыто высказывающим изоляционистские идеи. Однако на практике это пока лишь коррекция, а не ревизия.
А интеллектуальное наследство Первой мировой, может быть, еще более грандиозно.
До 1914-го пацифисты были маргиналами, а война — нормальным и общественно одобряемым занятием. После 1918-го неприятие войны, по крайней мере словесное, стало и до сих пор остается важнейшей частью общественной и государственной идеологии большинства стран. Даже самые воинственные режимы в прошедшие сто лет старались предстать миротворцами. А в странах со свободными порядками стремление избежать войны, соединенное часто с дежурной враждебностью к военщине и военным, стало постоянным.
В XIX веке высшие классы считали воинские подвиги отличным способом самовыражения, а простонародье не спрашивали, хочет ли оно в бой. После 1918-го ужас, который охватывал верхи и низы при мысли о войне, был частично и с опозданием преодолен только в разгар триумфального шествия нацизма. И позднее, в холодную войну, обоюдный страх перед глобальным столкновением определял международную политику почти полвека.
Первое использование оружия массового поражения (отравляющих газов, с 1915-го) и начало боевого применения тяжелых бомбардировщиков (в 1917-м — 1918-м) сделали общепринятым мнение, что главными жертвами следующей войны станут мирные жители. Оно утвердилось задолго до Второй мировой и господствует до сих пор, предписывая политическим классам (в том числе и прежнему советскому, например) крайнюю осмотрительность в заявлениях о самой возможности боевых столкновений больших держав. В этом смысле глава России, с его участившимися рассуждениями о всеобщей ядерной гибели, выступает как идеолог-новатор, работающий над переоценкой установок, которые не ставились под вопрос уже сто лет.
Окружающие нас сегодня плоды Первой мировой можно перечислять долго.
Среди них, например, гражданское равноправие женщин. До этой войны в его пользу говорили в основном соображения общего порядка. А после нее факт массового освоения женщинами хозяйственных и общественных функций, прежде почти монопольно мужских, сделал установление равноправия неизбежным в большинстве продвинутых стран.
Или, скажем, вторжение государственной машины в экономику. В военное время это произошло всюду, в послевоенное — в тех или иных формах сохранилось почти везде. Явление, скажем так, неоднозначное и являющееся одной из вечных тем политической борьбы. Но в современном мире экономическая роль властей велика даже при осуществляемом иногда частичном демонтаже систем госвмешательства и госконтроля.
Продолжая разбирать неотделимые от сегодняшней жизни последствия Первой мировой, можно прийти к порочному выводу, что это человекоубийство было, при всей его чудовищности, явлением прогрессивным. Ведь оно резко ускорило процессы, которые создали современный мир.
Надо, однако, добавить, что невиданное взаимоистребление повлекло за собой и другие явления. Тоталитарные революции, например. Войны-реванши. Взрывы ничем не сдерживаемой племенной вражды в новых государствах. Не говоря уже о неизбежно возникающей после кровавой и отчаянной борьбы атмосфере, в которой пренебрежение жизнями, примитивный радикализм и манипулирование массами принимаются как норма. Очень многое из этого тоже ведь сегодня живет с нами. Цена прогресса редко бывает мала, но особенно она велика, когда прогресс рождается из гигантских масштабов насилия и несет на себе его несмываемую печать.
Первая мировая вовсе не была случайной исторической аварией, этаким недоразумением вселенского масштаба. Эту войну тогдашний мир нес внутри себя. Она должна была прорваться.
Что скрывает внутри себя сегодняшний мир? Вот о чем надо думать.