Вы здесь
Нынешний государственный организм демонстрирует симптомы неизлечимого наследственного заболевания
В политическом отношении Россия прочно застряла в прошлом. Социальные и технологические новации, вроде пресловутой цифровизации, носят внешний, наносной характер. Вопиющее безобразие, почему-то названное «дистанционным электронным голосованием», со всей очевидностью показало, что нельзя внедрять элементы прямой демократии в стране, которая никак не может усвоить даже основные принципы демократии представительной. Все это порождает и будет порождать сущностные противоречия и конфликты, каковые со временем не могут не прорваться наружу.
Трудно писать о будущем, когда общество то ли еще не созрело для всеобщего возмущения, то ли, напротив, временно погрузилось в гнетущую апатию, замерев в позе безмолвной покорности. Однако это нисколько не мешает проводить исторические параллели, выискивать закономерности и высказывать предположения. Тем более, что дело происходит в стране, которая все же была известна своими революционными традициями.
От активного неприятия существующего порядка вещей народовольцами, которых верноподданный народ выдавал полицейским властям, до Первой русской революции прошла примерно четверть века. От подавления этих восстаний, еще все-таки не затронувших народную толщу, до Февральской революции прошло в два с половиной раза меньше времени, около десяти лет.
Александр Гучков так описал события февраля 1917 года: «Это не есть результат какого-нибудь заговора или заранее обдуманного переворота, а это движение вырвалось из самой почвы и сразу получило анархический отпечаток, власти стушевались». И Владимир Ленин и Лев Троцкий, между прочим, тогда были за границей и о падении царского режима узнали из газет. Что, впрочем, не помешало им через восемь месяцев окончательно подвести черту под старым порядком.
Конечно, свою разрушительную роль сыграла Первая мировая война. Не будь ее, наверное, в российской истории многое могло бы пойти по-иному. Но фундамент здания того государства основательно прогнил, и потому оно с треском развалилось. А между тем, ведь несколько маленьких войн, которых как бы и нет, по силе воздействия на социальные устои вполне сопоставимы с одной большой. Особенно если учесть, что нынешний государственный организм демонстрирует симптомы неизлечимого наследственного заболевания.
Ну а тогда, в 1917 году, народ бросился из огня да в полымя. И на семь десятилетий был закатан в железобетон тоталитаризма. Однако ведь и сквозь него пробились ростки протеста и свободомыслия. Скептики заметят, что преобразования начались сверху. Это, безусловно, так, однако инициаторами перестройки из Политбюро ЦК КПСС двигала отнюдь не злая или добрая воля, а четкое понимание того, что страна зашла в безнадежный тупик.
Другое дело, что гнилое здание СССР не выдержало капитального ремонта. К тому же грандиозные протестные акции 1989–1991 годов были в этом случае далеко не последним фактором, который привел к разрушению, казалось бы, монолитной политической системы. А остальное довершили непоследовательные действия союзного руководства и амбиции республиканской номенклатуры, почувствовавшей запах неограниченной власти.
Поначалу казалось, что руководители новой России учли печальные уроки XX века. Была предпринята попытка создать государство, основанное на демократических началах, с разделением властей и системой сдержек и противовесов. Но ряд фатальных событий и стратегических ошибок Бориса Ельцина привел к тому, что власть снова пришлось передавать «по наследству». Как теперь очевидно, то, что началось как грубейший политический просчет, остается таковым на протяжении двух десятилетий, несмотря на все попытки социальной мимикрии.
Свертывание сравнительно демократической системы произошло в течение первых двух президентских сроков Владимира Путина. Затем опять последовала «передача трона», на этот раз Дмитрию Медведеву, после чего российская история вернулась на круги своя: подведение Чуровым итогов выборов 2011 года, увеличение сроков полномочий президента и парламента, чудесное возвращение верховного вождя. Правда, не всем это понравилось, и возникло протестное движение, запомнившееся акциями на проспекте Сахарова и Болотной площади. Они, конечно, пошатнули систему, но все-таки не сумели ее не только сломать, но даже мало-мальски изменить. Страна погрузилась в болото охранительства.
Массовые протесты, организованные Алексеем Навальным в 2016–2018 годах, прошли под лозунгом борьбы с коррупцией. Но на самом деле они, конечно же, были направлены против очередного продления политического статус-кво. В Кремле почувствовали угрозу, исходящую от молодого и харизматичного политика. Видимо, не в последнюю очередь по той причине возникла идея «обнуления», которая естественным образом вылилась в разгром оппозиции и дальнейшее закручивание гаек.
Нет ничего удивительного в том, что не все протесты достигают своей цели. История помнит, что бурные события 1968 года существенно изменили государство и общество во Франции и в США. Но она также знает, что два майдана на Украине и «арабская весна» снесли существовавшую власть, но так и не привели к кардинальному обновлению политических и социальных систем. Впрочем, сейчас не время разбираться в причинах, из-за которых украинцы и арабы не достигли своих целей, так как это тема для отдельного разговора. Гораздо важнее сказать, что нет никакого «лимита на революции», который, оказывается, можно «исчерпать».
Зато есть вполне определенная последовательность действий, в результате которых авторитарные правители сами себя загоняют в ловушку нелегитимности. И циничное надругательство над выборными процедурами и здравым смыслом — суть звенья этой порочной цепи. А законы, имеющие мало общего с правом и к тому же принятые органами власти с сомнительной легитимностью, расшатывают не только действующую политическую систему, но и устои государства. Что не может остаться без последствий.