Мы находимся в начале заката нефтяной эры

Мы находимся в начале заката нефтяной эры, которая продолжалась весь XX век, а в обозримой перспективе нефть перестанет быть предметом первой необходимости, считают многие эксперты, чье мнение приводят корреспонденты «Газеты.Ru», которые попытались разобраться, какое будущее ждет мировую и российскую нефтегазовую отрасль.

Нефтегазовая геология представляет собой прикладной раздел геологии. Последние 40 лет стали важным периодом развития этой области науки, и не в последнюю очередь – в СССР и в России. За это время были открыты новые уникальные месторождения, и главная задача виделась как простое наращивание добычи. Сейчас же происходят исторические изменения, и меняется баланс сил, говорит директор института проблем нефти и газа РАН и Минобразования РФ Анатолий Дмитриевский.

«Перед ведущими странами стоят очень серьезные проблемы, от решения которых зависит будущее всего мира. Можно сказать, что мы находимся в начале заката нефтяной эры, которая продолжалась весь XX век, — утверждает академик. — На протяжении этих лет именно нефть определяла технический прогресс. Двигатель внутреннего сгорания изменил облик мира, обеспечив небывалый рост производительности труда. Быстрое увеличение населения развивающихся стран приводит к росту спроса на нефть. С другой стороны, ее запасы в недрах ограничены.

Традиционные методы добычи недостаточны для покрытия потребностей. При росте цен на нефть конкурентоспособными становятся новые, неизвестные ранее технологии».

В 2014 году в Москве пройдет 21-й Мировой нефтяной конгресс (в российской столице подобное мероприятие проходило 40 лет назад, перед мировым обвалом цен на нефть). Основные вопросы, которые будут рассмотрены на конгрессе, звучат следующим образом: «По какому пути пойдет мир? Какова дальнейшая роль нефти и газа в мировой экономике? Какие технологии добычи станут наиболее успешными? Что будет более эффективно: добыча нефти в море, на все больших глубинах, или освоение запасов тяжелой нефти, природных битумов на суше? Как будут решаться соответствующие экологические проблемы? Даст ли сланцевый газ импульс развитию промышленности в индустриально развитых странах?»

При этом Дмитриевский обращает внимание, что в программе конгресса не выделены вопросы, важные именно для России, «а именно: определение того, что необходимо сделать для преодоления зависимости от цен на нефть. Что может сделать для этого нефтегазовая отрасль. Какими темпами развивать добычу нефти и газа, в каких регионах».

«Уровень цен на нефть в ближайшем будущем, краткосрочной и более далекой перспективе, лишь одна из проблем, — утверждает ученый. — Понятно одно, что при ценах более 150 долларов за баррель автомобильная промышленность способна дать экономичный двигатель, потребляющий очень мало бензина. Более того, опасность высоких цен уже привела к созданию энергоемких аккумуляторов.

Дальнейший прогресс в этой области может, причем очень быстро, привести к полному переходу автомобилей на электрическую тягу. Нефть перестанет быть предметом первой необходимости.

Иными словами, как определить уровень себестоимости добычи, превышение которого полностью перевернет представление о нефти как о «двигателе» технического прогресса».

«Вопрос о сроках востребованности нефти, продолжительности периода высоких цен на нефть является особенно тяжелым для нашей страны, — говорит академик. — Совершенно ясно, что состояние технологической отсталости на сегодняшний день абсолютно недопустимо. Азиатские страны быстро уходят вперед, а выход из экономического кризиса, захватившего развитые страны, приведет в них к созданию новых технологий, скачкообразному росту эффективности».

Сланцевый газ: «страшилка» или революция?

В последние несколько лет понятие «сланцевый газ» превратилось в своего рода «страшилку» для России, и в частности для «Газпрома». Попробуем разобраться в том, так ли это на самом деле. История началась в 2002 году, когда американская компания «Девон Энерджи» впервые в практике добычи газа пробурила горизонтальную скважину, залила ее под большим давлением смесью воды, песка и химических реагентов (так называемый фрекинг), а затем откачала воду.

Из скважины сразу пошло так много газа, что сразу зашел разговор о его коммерческой добыче.

Это был сланцевый газ, запасы которого раньше считались слишком скудными для того, чтобы его добыча стала рентабельной. И это событие дало толчок тому, что сегодня во всем мире называется Великой сланцевой революцией. Сланец — это органическая смола, смешанная с большим количеством пустой породы. С давних времен его используют как горючее, а с позапрошлого века пытаются добыть из него газ; как правило, это метан. Но до сланцевой революции это был газ «для бедных» — концентрация его в сланцах невелика, добывается он оттуда с трудом, поэтому его никогда не считали особо полезным ископаемым топливом. Но есть одно обстоятельство — его содержание в недрах огромно: одни эксперты называют цифры в сотни триллионов кубометров, другие считают этот ресурс вообще неисчерпаемым и возобновляемым.

Для Соединенных Штатов, безнадежно сидевших тогда на игле газового импорта, сланцевый газ оказался настоящей благодатью.

Вскоре США смогли почти полностью отказаться от импорта сжиженного газа из Катара и Египта, а в 2009 году, обогнав Россию, стали мировым лидером добычи газа — 745,3 млрд кубометров, из которых 40% приходилось на метан, добываемый из угольных пластов, и, главным образом, сланцевый газ.

«Газпром» на американский газовый триумф особенного внимания не обратил. В общем-то, наши газовики имели для того основания — несмотря ни на что, у сланцевого газа есть целый ряд недостатков. Во-первых, добыча его по-прежнему остается затратной — по данным Анатолия Дмитриевского, директора Института нефти и газа РАН, в этом году он обходится Штатам по цене не менее 150 долларов за тысячу кубометров, в то время как российский природный газ имеет себестоимость в 50 долларов за тысячу кубометров, причем с учетом транспортных расходов. Газосланцевая добыча становится рентабельной только при высоких ценах на газ и при условии, что он будет потреблен тут же на месте. Во-вторых, методика его добычи весьма ущербна с экологической точки зрения — много метана уходит в воздух, усугубляя парниковый эффект, да и химические реагенты, закачиваемые в скважину вместе с водой и песком, экологию отнюдь не улучшают, что особенно заметно в густонаселенных районах.

Эксперты к тому же говорили о неустойчивости газосланцевого рынка, что имело место. Когда благодаря принятым мерам цена на газ в США упала в этом году больше, чем на треть, газосланцевым фирмам пришлось умерить свои аппетиты и закрыть часть разработок, однако это не спасло кое-кого из них от банкротства и даже поставило на его грань ведущую газосланцевую корпорацию США — Chesapeake Energy.

Долгое время представители «Газпрома» утверждали, что никакой сланцевой революции на самом деле нет, а есть пиар-кампания, призванная подорвать интересы России, и к вопросу о добыче сланцевого газа, компания, возможно, вернется лет через 50—70.

Между тем, несмотря на все перечисленные неприятности, объемы добычи сланцевого газа росли, и, более того, им заинтересовались уже не только США. На сегодня разведанные залежи сланцевого газа относительно невелики — это 48 бассейнов, расположенных на территориях 38 стран. Главный держатель этих залежей после США – Китай, за ним следуют Австралия, Индия и Канада. Китай всерьез занялся сланцевым газом. Несмотря на то что себестоимость его добычи в этой стране будет, по предварительным оценкам, в 2—3 раза выше, чем в США, Китай планирует в 2015 году добыть 6,5 млрд кубометров этого топлива, а к 2020 году он предполагает уровень добычи в диапазоне 60—100 млрд кубометров сланцевого газа ежегодно.

Западная Европа к сланцевому газу пока особого интереса не проявляет, хотя, озабоченная поисками альтернатив российскому газу, в отдаленной перспективе все же планирует заняться его добычей. Восточная Европа, куда более зависимая от «Газпрома», от планов перешла к делу — свой сланцевый газ уже собираются добывать Польша, Украина, Болгария и Литва. Правда, скорее всего, это произойдет не завтра — себестоимость его добычи в этих странах будет, по оценкам, не ниже, чем в Китае.

Словом, ситуация со сланцевым газом оказалась серьезнее, чем считали в «Газпроме», и там уже начали признавать это.

На этом фоне довольно жалко и смешно выглядит поспешность Миллера заявлять о росте экспорта газа в Европу и рапортовании, что все в "Газпроме" просто чудесно. Это уже похоже не столько на политику, сколько на примитивную ложь:

Глава Газпрома Алексей Миллер отрапортовал о 10-процентом увеличении экспорта газа в Европу в первом полугодии, пообещав рост и по итогам всего года на фоне сокращения поставок в ЕС сжиженного природного газа (СПГ).

Продажи российского газа в Европу, падавшие весь 2012 год, начали заметно расти этой весной из-за холодной погоды и перетока части объемов СПГ с европейского на высокодоходный азиатский рынок.

"Дополнительный спрос, образующийся в Европе в результате недопоставок сжиженного природного газа, удовлетворяется за счет наших долгосрочных контрактов с нефтяной индексацией", - сказал Миллер на собрании акционеров в пятницу.

"По итогам 6 месяцев текущего года наш экспорт газа в Европу вырос на 10 процентов (в годовом выражении), а в отдельные дни июня превышал уровень прошлого года в полтора раза", - сказал глава концерна.

По данным Газпромэкспорта, экспорт газа Газпрома в ЕС и Турцию в первом полугодии 2012 года составил 72 миллиарда кубометров газа.

И хотя Газпрому удалось преодолеть неприятный прошлогодний тренд к снижению экспорта и добычи, накануне концерн признал, что его прибыль может снизиться в 2013 году на 10 процентов из-за высоких налогов и необходимости возвращать огромные суммы настоявшим на снижении цен строптивым европейским клиентам.

По словам Миллера, доля поставок СПГ в Европу в 2012 году снизилась в мировом импорте этого топлива до 21 процента с 28 процентов в 2009 году. И теперь Миллер уверен, что у контрактов концерна, которые еще недавно не нравились оспаривающей российские газовые цены Европе, большое будущее:

"Европе нужен природный газ в предсказуемых объемах и по предсказуемым ценам. И это повышает привлекательность российского газа".

"Собственная добыча газа в европейских странах неуклонно снижается, а производители СПГ предпочитают премиальные рынки АТР. Весной от этого пострадала Великобритания. Скачки свободных цен из-за перебоев поставок там доходили до уровней, более чем вдвое превышавших экспортные цены Газпрома", - сказал он.

В августе этого года замминистра экономразвития России Андрей Клепач заявил, что ранее «Газпром» недооценивал масштабы сланцевой революции, а теперь относится к ней со всей серьёзностью. А в октябре к вопросу подключился и Владимир Путин, заговорив об опасности для «Газпрома» глобальных изменений на рынке энергоносителей, происходящих вследствие наращивания объёмов добычи сланцевого газа, и поручив Минэнерго скорректировать генеральную схему развития газовой отрасли до 2030 года.

И все бы ничего, но тут подоспела вторая сланцевая революция — нефтяная. В США поняли, что точно так же, как и газ, из сланцев можно добывать и черное золото.

Надо только опустить горизонтальные трубы глубже — туда, где сланцы насыщены более тяжёлым, чем метан, конденсатом и нефтью. Разработки только начинаются, однако уже сейчас ясно, что это очень перспективный источник черного золота. По оценкам западных экспертов, запасы сланцевой нефти в США в пять раз больше, чем обычной в Саудовской Аравии.

Для «Газпрома» эта революция оказалась даже более серьезной угрозой, чем газовая. Если даже сегодня компания не намерена тратить ресурсы на газосланцевые разработки, то сланцевой нефтью она намерена заняться всерьез. Это свидетельствует о том, что «страшилка» в «сланцевой революции» все же имеет место.

Нефтегазовые инновации

Вспомним еще раз слова Андрея Дмитриевского: «При росте цен на нефть конкурентоспособными становятся новые, неизвестные ранее технологии». Ему вторит и Эрнст Ульрих фон Вайцзеккер, профессор биологии, президент Вуппертальского института климата, окружающей среды и энергии (Германия). Он заявил, что «Россия может тратить часть бюджета на создание технологий эффективности, которые также сможет экспортировать, тем самым и продлив жизнь своего ресурса, и диверсифицировав экспорт». «Наибольшую выгоду Россия сможет получить, если эти технологии будут связаны с эффективностью использования нефти и природного газа. В итоге вы будете продавать не просто сырой ресурс, а пакет «технология плюс ресурс», что будет гораздо более выгодно.

Безусловно, у России есть для решения такой задачи и человеческий, и финансовый капитал, но нужен политический вектор для реализации», — считает фон Вайцзеккер.

Проблема заключается в том, что год от года эксперты фиксируют отсутствие большого количества успешных российских инноваций в нефтегазовой отрасли.

Правда, к примеру, руководство фонда «Сколково» в ближайшие годы ожидает успеха в данной области от своих резидентов. Так, несколько компаний в «Сколково» разрабатывают технологии по утилизации попутного нефтяного газа — это природный газ, который выходит из недр вместе с добычей нефти и сжигается впустую, так как весь процесс добычи направлен на работу с нефтью. По оценкам экспертов, в год Россия извлекает 30—50 млрд кубометров попутного нефтяного газа, а между тем эти объемы составляют порядка 10 процентов годовой добычи «Газпрома». Другие институты развития, например РВК, имеют в портфеле компании, направленные на развитие технологий в нефтегазовой отрасли, но они не являются сверхприоритетными, так как институты развития должны помогать инновациям в тех отраслях, где нет сильных промышленных игроков. С другой стороны, РВК активно развивает навыки управления инновациями в крупных промышленных компаниях, в частности, подход Open innovation, позволяющий крупным компаниям находить стартапы и интегрировать их в свою деятельность, что позволяет им технологически обновляться.

У зарубежных же компаний все по-другому.

К примеру, в недавнем рейтинге журнала «Форбс», где был представлен список из ста инновационных компаний, нефтегазовая отрасль имеет представительство в шести компаниях, представляющих США, Францию, Италию, Нидерланды и Китай. Многие нефтегазовые и энергетические компании называют себя «технологическими», утверждая, что их бизнес — это технологии, а не сырье. В России же превалирует другая точка зрения: мощный акцент на само сырье.

«Вообще в России разработок довольно много, но главная проблема — это их коммерциализация и внедрение в нефтегазовую отрасль», — считает Константин Надененко, директор по венчурным инвестициям ЗАО «Лидер». — Выстроить правильные отношения с гигантскими нефтяными компаниями — сложная задача. Бизнес-стратегия такого сорта оказывает большее влияние на глобальный рынок, чем на российский. Именно потому, что там настоящие рыночные отношения работают лучше. Я не уверен, что это исключительно российская проблема, потому что большие компании существуют и в других странах. С одной стороны, люди, принимающие решения, оперируют крупными суммами, и доход стартапов их не сильно вдохновляет. С другой — рассматривая идеи интеграции новых технологий в свои процессы, они понимают, что цена ошибки получается высока. Если говорить утрированно, то большой разницы между, скажем, BP и «Роснефтью» мы не видим.

Другое дело, что на международном рынке есть большой класс сервисных технологических компаний, которые на равных конкурируют между собой за внимание больших компаний, и им очень важно объяснить, чем они лучше своих конкурентов.

Они обладают ресурсом и авторитетом, пытаются искать и внедрять что-то новое. Они реально включены в процесс технологической конкуренции. Подрядчики российских нефтяных компаний плотно связаны с потенциальными заказчиками, там конкуренция сильно не работает в пользу инноваций».

Николай Подорванюк, Владимир Покровский