Роль Хрущева в истории России

Несколько слов преамбулы

Всего около тридцати лет при весьма не то, что свободном, но хотя бы относительно либеральном правлении досталось прожить народам России в ХХ веке. Это начало века — предреволюционные годы, после октябрьского манифеста, лет пять горбачевской «перестройки» в конце века, между ними лет двенадцать хрущевской «оттепели» и года два — после «перестройки». Конечно, и эти недолгие годы, когда граждане Советского Союза, а потом России и впрямь могли чувствовать себя гражданами, а не «винтиками» были далеко не европейские, далеко не идиллические.

Они начались с Японской войны и бунтов 1905 года, расстрелов в том же году у Зимнего дворца, включали в себя расстрелы на Лене в 1912, в Тбилиси в 1956, в Новочеркасске в 1962, в Берлине и в Будапеште, Вильнюсе в 1990, армянский погром в Сумгаите, войны в Карабахе и Средней Азии — всех трагедий и не перечислишь. Но в сравнении с десятилетиями коммунистического террора, равного которому Европа не знала во всей своей истории, в сравнении с узаконенными тайными государственными убийствами при Ельцине и расстрелом из танков Верховного совета России, ковровой бомбардировки Грозного, взрывов домов в Москве и Волгодонске, еще более изуверской Второй чеченской войны перечисленные тридцать лет ХХ века кажутся если не идиллическими, то хотя бы понятными с точки зрения здравого смысла всего лишь эпизодами государственной катастрофы.

ХХ век начинался с внутреннего переосмысливания, переживания Россией давно устаревшего, почти архаического, а потому переставшего быть в глазах значительной части народа и почти всей интеллигенции — легитимным, представления о божественном источнике царской власти. Но для самого императора и, конечно, для миллионов людей в России никаких сомнений в своем предназначении, в роли Всевышнего в государственном устройстве не было даже в малой степени, из-за чего все попытки модернизации страны, скажем, Сергеем Витте и позже — Петром Столыпиным, осуществлялись с большим трудом.

В 1953 году после смерти Сталина у его преемников (во всяком случае у Хрущева) представление о необходимых переменах сочеталось с почти религиозной уверенностью в том, что «учение Маркса всесильно, потому что оно верно» и, следовательно, все преобразования должны базироваться на по разному понимаемых, но абсолютных в своей нерушимости коммунистических догмах.

Для Хрущева, в силу его некоторой наивности, и малой политической образованности незыблемость коммунистических догматов (о преимуществах коллективной собственности, о моральной оправданности любых действий ведущих к победе коммунизма и тому подобных) сперва была почти абсолютной, но со временем претерпевала некоторые изменения как результата более сложного личного политического опыта и стремления к каким-то более человеческим отношениям как внутри страны, так и (со временем) в международных отношениях. Но отслеживать перемены в идеологических воззрениях Хрущева — отдельная сложная психологическая, а возможно и психиатрическая задача, поскольку многое в его сознании и действиях внутренне противоречиво и зачастую не соответствует здравому смыслу. Я буду исходить описывая действия Хрущева — любопытные, иногда имеющие всемирное значение — из позиции постороннего наблюдателя, для которого важны сами происходящие события, а не их психологические объяснения и оправдания.

Но если начать вспоминать великих русских реформаторов, чьи преобразования имели бесспорно положительное значение для России, Никиту Хрущева, как и все остальные — не завершившего свои гигантские проекты, можно поставить рядом только с Петром Великим. Только у этих российских правителей были так фантастически эпохи, когда начались их преобразования и ко времени их завершения. Только у них Россия из страны, окруженной железным занавесом,с населением понимающем окружающий мир примерно так же, как зулусы в Африке, превратилась в сравнительно открытую и соразмерную европейской цивилизации и миру державу.